Над плетнем, со стороны леса, пролетел конь, вытянувшись в прыжке, столкнувшись с сивкой в зеленой попоне. Сивка испугался, дернул поводья, опрокидывая высокого врана, что пытался влезть в седло. Микула, не веря собственным глазам, заметил, как новый всадник раздваивается – на карлика в капюшоне, склоненного над конской шеей, и на светловолосого мужчину с мечом, что сидел позади.
Длинный узкий клинок меча описал два полукруга, две молнии. Двоих вранов смело с седел, они рухнули на землю в облаках пыли. Третий, загнанный под самый сарай, развернулся к странной парочке и получил укол под подбородок, над самым стальным нагрудником. Острие меча лоснилось, на миг высунувшись у основания черепа. Светловолосый соскользнул с коня и побежал через подворье, отрезая высокого врана от его лошади. Вран достал меч.
Пятый вран кружил посредине двора, пытаясь успокоить танцующего под ним коня, а тот боком отступал от пылающей кузницы. Вран, вскинув бердыш, осматривался, колеблясь. Наконец крикнул, ударил коня шпорами и ринулся на карлика, вцепившегося в конскую гриву. Микула, увидев, как малец отбрасывает капюшон и срывает со лба повязку, понял, как сильно он ошибался. Девушка тряхнула рыжей гривой волос, крикнула невнятно, вытянув руку в сторону несущегося на нее врана. Из пальцев ее ударил тонкий поток света, сверкающего, словно ртуть. Вран вылетел из седла, описал в воздухе дугу и свалился на песок. Одежда его дымилась. Конь, ударяя в землю всеми четырьмя копытами, ржал, тряс головой.
Высокий вран с солнцем на шлеме медленно отступал от светловолосого к горящей кузнице, сгорбившись, обе руки – в правой меч – выставив перед собой. Светловолосый подскочил, они схлестнулись раз, другой. Меч врана полетел в сторону, а сам он, головой вперед, повис на пробившем его клинке. Светловолосый отступил, дернул, вырвал меч. Вран упал на колени, склонился, зарылся лицом в песок.
Всадник, выбитый из седла молнией рыжеволосой, поднялся на четвереньки, шарил вокруг в поисках оружия. Микула отряхнулся от удивления, сделал два шага, поднял дубину и опустил ее на затылок выбитого из седла. Хрупнула кость.
– Не нужно было, – услышал он позади.
Девушка в мужской одежде была веснушчатой и зеленоглазой. На лбу ее поблескивала странная драгоценность.
– Не нужно было, – повторила.
– Вельможная госпожа, – выдавил из себя кузнец, держа свою дубину, как гвардеец – алебарду. – Кузница… Сожгли. Парня убили, зарубили. И Радима. Засекли, разбойники. Госпожа…
Светловолосый перевернул ногой тело высокого врана, присмотрелся к нему, потом подошел, пряча меч.
– Ну, Висенна, – сказал, – теперь я уже влез по полной. Единственное, что меня беспокоит: тех ли, кого надо, я порубил.
– Ты – кузнец Микула? – спросила Висенна, задирая голову.
– Я. А вы из Друидского Круга, уважаемые? Из Майены?
Висенна не ответила. Смотрела на край леса, на приближавшуюся бегом группку людей.
– Это свои, – сказал кузнец. – Из Ключа.
V
– Я трех достал! – гремел чернобородый предводитель группы из Порога, потрясая косой, насаженной торчком. – Трех, Микула! За девками они в поля приехали, там-то мы их и… Только один сумел убежать, до коня добрался, сукин сын!
Его люди, собравшиеся на поляне внутри круга костров, что засеивали черноту ночного неба светляками искр, кричали, шумели, размахивали оружием. Микула поднял руки, утихомиривая их и желая услышать следующие сообщения.
– К нам вчера вечером четверо прискакали, – сказал старый, худой, словно тычка, солтыс из Качана. – За мной. Наверное, донес кто-то, что мы с вами сговаривались, кузнец. Я успел на чердак в сарае, лестницу втянул, вилы в кулак, идите, кричу, сучьи дети, ну – кто, кричу. Взялись они сараишко жечь, уже б и покончили со мной, да люд не удержали, пошли на них наши кучей. Те на коней, пробились. Наших пара легло, но одного я с седла снял.
– Живой он? – спросил Микула. – Я ж просил вас, чтоб кого-то живым взять.
– Ээээ, – вскинулся худой. – Не сумел я. Бабы с кипятком первыми подлетели…
– Вот всегда я говорил, что в Качане бабы горячие, – проворчал кузнец, почесывая затылок. – А того, кто донес?
