– Доволен? – кричала Мри. На угреватых ее щеках тряслись мутные слезы, вобравшие самодельную мазь. – Радуйся теперь, ты же об этом мечтал!
– Я никогда не любил постапокалиптику, – вяло отбрыкивался Дим. – И вообще, при чем тут я? Разве это я все устроил?
* * *
Старик, который создал Зверя, выжил из ума. Выйдя пить с гостями, он бессвязно лопотал и пускал слюни; время от времени пытался напоказ вразумлять плечистого молчаливого сына, но забывал слова. Имя свое он тоже забывал.
Фамилию, однако же, старик помнил и с гордостью поставил клеймо на глянцевый бок новорожденного Зверя. Младенец ткнулся мордой в грудь нового хозяина, потерся об него и улегся на свое законное место в объятиях Дима. Горячая тяжесть оттянула руки.
– Малыш, – прошептал Дим. В сердце бродила нежность.
– Малыш, – согласился внук мастера.
За Зверя пришлось отдать пять дойных коров, двух кобыл, причем требовали непременно смирных, золотую цепочку Мри, ее же серьги с крохотными бриллиантиками, десять мешков картошки и книгу. Новый Завет в ламинированной обложке цвета хаки. Последнее было довольно странно, учитывая, что Дрон, внук, три дня отчитывал над Зверем заклятия и принес в жертву каким-то тайным богам кузнецов рыжую курицу.
Но главным заклятием оставалась фамилия старика, впечатанная в живой металл. Это она смиряла неуемную силу Зверя, низводила его с полей саламандр и громовиков, проволокой прихлестывала к слабой хозяйской плоти. Боги ходили в чине подручных: от ржави, от сыри, от промаха, осечки и дурного глаза.
Когда стариковский хутор скрылся с глаз – весь, с дозорными башнями и тонкой спицей антенны, – Дим зажмурился и лег навзничь на дно телеги. Сквозь веки ударил свет. Там, за небесным сводом, к чьему беловатому оттенку он никак не мог привыкнуть, – там золотые ручьи, огнистые медвяные поля, где бродила вольная душа Зверя…
Новорожденный завозился под боком, стуча прикладом по щелястому тележному днищу. Дим накрыл его рукой, изнанкой предплечья ощутил еще горячие рубцы клейма.
Поговаривали, что этой фамилией кто-то сумел заклясть дикого Зверя. Но то была сказка. Диких Зверей не бывает. Зверь не рождается сам. Только в руки мастера приходит он – или в руки наследников мастера, а без хозяина рядом быстро возвращается обратно в поля саламандр, оставляя на земле угловатый стальной трупик.
– Обалде-еть, – прогудел откуда-то издалека Крил. – Не, ты глянь: обжимаются. Как есть! Сейчас лизаться начнут.
– Заткнись, – бросила раздраженная Мри. Голос ее всегда казался близким, будто зудение комара в спальне. – Смотри на дорогу.
Крил хохотнул:
– А чего на нее смотреть? Пока кто покажется… Не в лексусе, мать.
– Заткни-ись! – взвыла Мри. Витающий в облаках Дим слегка растерялся, не понимая, что с ней. – Мало мне… этого…
– Кого?
– Всего! – выкрикнула Мри и разрыдалась. Крил стал невнятно басить что-то утешительное, потом утробно мурлыкать, как лев в брачную пору, и Дим снова остро ощутил неуместность своего существования здесь и сейчас. Когда-то это чувство называлось емким словом «облом».
Зверь притих.
Вслушивался.
Медведеподобный Крил возник рядом с их полуразвалившейся дачей, когда Дим возился в кишках сдохшей «Лады». Что ни проверь, все оказывалось исправным, всего хватало, однако заводиться машина отказывалась. Тогда еще Диму не могло прийти в голову, что «Лада» вполне по-настоящему, а не фигурально издохла.
На грунтовке, надвое рассекавшей дачный поселок, стоял большой, необыкновенно волосатый мужичина: любовался мучениями незадачливого автовладельца.
– Чего? – с ненавистью выдохнул Дим.
Мри как раз вышла из дома – ополоснуть руки в дождевой бочке. Она уставилась на пришлеца, тот – на нее.
– Да я погляжу, тут живые есть, – благодушно высказался мужичина и подмигнул Мри.
– Есть, – сварливо ответила Мри. Раньше она не была такой раздражительной, озлобилась от голода и отсутствия телевизора. – Только жрать нечего.
– Ну давайте я вас покормлю, – отечески предложил мужик.
С этого и началось.
…Собственно, началось не с этого. А с того, что однажды жертвоприношение Земле-Матери, учиненное маленькой неоязыческой сектой, дало ясный и однозначный отклик.