Потянулись длинные дни, которые нечем было заполнить. Хотя «Роза ветров» перевозила не пассажиров, а грузы – он видел в трюме загадочные и, похоже, довольно тяжелые ящики, но понятия не имел, что в них, – матросы вели себя с ним уважительно и отстраненно. Глинн был здесь чужим, как и в Ниэмаре, среди отпрысков богатых и знаменитых семейств, но это не очень-то его задевало, потому что в Облачном городе, дней этак через двадцать, им с «Розой ветров» предстояло расстаться навсегда.
Первое время он бездельничал: много спал – Эльга-Заступница ни разу ему не приснилась, и это было хорошо, – предавался размышлениям о Жемчужной гавани, Старом и Новом Альтимее и землетрясении, изменившем столь многое, о безымянном авторе письма, его подруге или, быть может, жене по имени Рильма, о фрегатах, навигаторах и водоглядах. Время тянулось густой смолой, постепенно его стало слишком много, и тогда Глинн начал думать о том, что хотел бы утопить на самом дне своей памяти, – о тех, кто остался в Ниэмаре, о Марии, ее отце и даже об Эллекене, о Лейстесе и семье, с которой, возможно, ему уже не суждено встретиться. От этих мыслей ему делалось тревожно, и он вновь начинал дрожать всем телом – как тогда, возле дома Барзи, где ему в голову впервые пришла мысль о том, что письмо незнакомца могло бы изменить всю его жизнь.
Потом пришел черед неприятных вопросов, которые он задавал самому себе и никак не мог ответить. Что он будет делать, если в Облачном городе не найдется подходящего фрегата, идущего в сторону Альтимея, и придется ждать? Как он расплатится с капитаном, если закончатся деньги? Какие опасности поджидают его в Альтимее, не говоря уже о самой Жемчужной гавани? И почему «Роза ветров» совершенно не испытывает недовольства от того, что у нее на борту водогляд?..
В конце концов, он отважился на то, о чем и помыслить не смел в первый день, – заговорил с помощником шкипера, когда утром повстречался с ним на палубе.
– Скажите, господин Катри…
– Ну какой я «господин»? – перебил моряк с усмешкой. – Для своих я «папаша Катри», а для тебя – просто Катри.
Глинн чуть-чуть помедлил.
– Скажите, Катри, а почему «Роза ветров» не пытается избавиться от меня? Вы же знаете, кто я такой на самом деле, вы сами сказали об этом тогда, на причале. Почему ваш фрегат относится ко мне не так, как большинство остальных?
Помощник шкипера посмотрел на Глинна, как тому почудилось, с легкой жалостью. Должно быть, настоящему моряку такой вопрос показался глупым. Глинн смутился еще сильнее и уже хотел было, извинившись, убраться куда-нибудь подальше, но Катри взял его за руку и подвел к борту «Розы ветров».
– Что ты видишь вокруг, парень?
Глинн честно огляделся, прежде чем ответить. Солнце только начало свой путь по безоблачному небу; «Роза ветров» шла под всеми парусами на северо-восток и была одна-одинешенька посреди Океана, казавшегося по-настоящему бескрайним. Когда он плыл в Ниэмар, погода стояла пасмурная, грозовые тучи предвещали недоброе, а теперь попутный ветер подталкивал его в спину.
– Я вижу пустоту, – сказал он и прибавил, краснея – Я читал… в одной старой книжке… это ведь был вопрос из «Семи качеств настоящего морехода», верно? Впрочем, я не мореход, я просто…
– Водогляд, – снова перебил Катри, и на этот раз Глинну показалось, что моряк слегка занервничал. Наверное, ему не стоило хвастаться своей ученостью перед человеком, который в последний раз держал в руках книгу лет этак в десять, в эльгинитской бесплатной школе. – Ты просто водогляд, только вот в чем закавыка – не обучен ничему. Родные не знали, что с тобой делать, и потому-то ты здесь, на борту потрепанной грузовой «бочки», которая таскается по не самым оживленным морским дорогам и берет на борт пассажиров, чтобы хоть на жалованье матросам хватило… Эй, ты чего такой сердитый стал? Мы, настоящие мореходы, народ простой и говорим то, что думаем, а если хочешь вилять – будь добр, сойди на берег.
– Я не сержусь, – сказал Глинн, окончательно сбитый с толку. – И… да, все верно, меня ничему не учили. Я просил… я умолял! За братьями бегал хвостом, они ведь навигаторы – все четверо, – и им столько всего известно о море, о фрегатах, о самом Великом шторме. Но меня лишь ругали да отправляли прочь. Пока я не ушел совсем.
