Помощник шерифа покачнулся, словно получил неожиданный, мощный удар в челюсть. Он шагнул в сторону и потряс головой. Оттянул пальцем ошейник, раздул ноздри.
– Что за вздор вы мелете?!
– О, такой вздор я могу молоть долго. Цитировать целыми предложениями. – Инспектор сложил руки на груди, посмотрел на Полларда с легким любопытством. – Неужели вы до сих пор не поняли? Вам не отвертеться, как ни старайтесь. Правда – она похожа на этих ваших песчаных совок: рано или поздно все равно вылетит наружу. Не бойтесь, я не стану портить праздник. Но после…
– После, – перебил его Буджум, – вы сядете на скайвала и улетите к чертовой матери. – Голос его звенел, кулаки судорожно сжались. – Учтите, я черкнул пару строк кое-кому, когда узнал о вашем появлении, и теперь в курсе: это расследование вы ведете на свой страх и риск. Поэтому и явились сюда один, поэтому и прикидывались репортером. Поэтому не представлялись ни губернатору, ни шерифу. И времени у вас была ровно неделя. Сегодня она истекает, а по-настоящему весомых доказательств вы так и не собрали. И не соберете. Звуковые пластины? Стенограмма?! Да ну?! Хотите, к вечеру приготовлю ровно такие же – и в них вы будете признаваться во всех смертных грехах! – Он потер шею, хмыкнул – Вы игрок, мистер Хук, но хороший игрок знает, когда нужно бросить карты и уйти из-за стола. Вы блефовали. Не сработало. Так что – конец партии. Всех благ и попутного ветра! – Он посмотрел на детектива в упор, с небрежной усмешкой. – И не советую дергаться. Пытаться финтить, искать лазейку. Убирайтесь к себе в столицу и занимайтесь домушниками и щипачами – вот ваш уровень.
Он сплюнул табачную жвачку прямо под ноги мистеру Хуку, небрежно отсалютовал двумя пальцами и двинулся к помосту. Туда, где шериф Эйслер уже готовился избавить его от ошейника.
В своем отчете – увы, далеком от идеального – мистер Хук также не упомянул, что во время проведения следственных работ принимал запрещенные вещества. Соответственно, не мог объяснить он и того, откуда знает, что именно произошло. Формально детектив-инспектор в этот момент находился за два квартала от «Курносой», а других свидетелей – кроме обвиняемого – не было.
Но он принял половину оранжевой пилюли со-чувствия. Поэтому видел и знал.
Это наступило внезапно: как будто перед глазами возникло два равноценных мира. Наполненных звуками, запахами, ощущениями.
Господину Хуку пришлось остановиться и закрыть глаза. Шлоссман предупреждал, что так будет. Что лучше всего в этот момент не двигаться. Ничего не делать. Не мешать.
«Даже, – сказал он тогда, в Уголке, – даже если что-то пойдет не так».
Теперь инспектор понимал, о чем речь.
Все и должно было пойти не так. В этом состоял план Дэвида Шлоссмана, Ловкача. И сейчас ему|им не приходилось скрывать свои мысли друг от друга|от самого себя.
Все было подстроено заранее.
Хук согласился, что доказательств недостаточно, и вызвался сыграть роль наживки: спровоцировать Буджума, подставить ему спину. Шлоссману была отведена роль свидетеля, который должен был вовремя вмешаться, предотвратить убийство, обвинить Полларда в покушении.
Но с самого начала Шлоссман этот план подкорректировал.
Теперь фокусник сидел на веранде «Курносой» и ждал|инспектор был слишком далеко, чтобы помешать ему.
На Канатчикову улицу въехал помощник шерифа, мистер Питер Поллард верхом на Красавчике. Не нужно было никаких пилюль, чтобы понять: всадник в ярости. И намерен избавиться от слишком сообразительного, не в меру разговорчивого мистера Хука.
– Плохая идея! – сказал Дэвид Шлоссман. Он сидел, небрежно забросив ногу за ногу, и держал руки на виду. – Очень плохая идея, Радзинович. У меня есть получше.
– Извини, Ловкач, сейчас не до тебя, – отмахнулся мистер Поллард. – Прибыл «Нетерпеливый»…
– И знаешь, чего мне стоило это досрочное прибытие? Две монеты для двух мальчишек, и вот уже Хук спешит к порту, а ты – вслед за ним. Слазь, Радзинович. Я делаю тебе подарок, от которого глупо отказываться. Когда еще выпадет случай: ты и я. И пустая улица. Кто первым попадет, тот расскажет людям, что убитый на него напал.
