Теперь он видел лица. Любопытные. Серьезные. Скучающие. Насмешливые. Равнодушные. Разные, всегда разные. И, как бы параллельно с теми словами, что он знал уже почти наизусть и говорил, почти не задумываясь, внутри него стал звучать свой, неслышный никому, монолог. «Что я могу дать им? Таким разным и живущим своей жизнью? Они пришли сюда, кто случайно, кто за компанию. Да, наверно есть тут персоны и искренне заинтересованные. Но! Всего час – и они забудут думать обо мне, забудут об этих предметах, в которых заключена целая жизнь. Жизнь Наташи, Антона, их сыновей. Всех тех, кто за эти годы прошел через мастерские! Рабочих и хирургов, гравировщиков и кузнецов, крестьян и морских офицеров, акушерок и извозчиков, инженеров и конструкторов. Моя, черт возьми, жизнь! Вот стоит девочка. Как она похожа на мою Лизу! Что ей до тех замков и кинжалов? Что ей до температуры плавления и твердости стали? Одно грубое слово, и вся жизнь ее полетит под откос. Один злой человек на пути – и этой жизни вовсе может не стать. И счастье, если рядом с ней есть тот, кто может ее защитить. Кто защитил мою девочку? Разве я? Нет! Только случай. Только ангелы да воля Божья. Ах, Лена, Лена! А я обещал тебе, что на меня можно положиться. Ах, я, грешник. Нет мне прощения!»
Не дойдя и до середины экспозиции, Полетаев положил указку на стекло витрины, произнес: «Спасибо за внимание, господа и дамы», – и вышел из зала. Он постучался в кабинет Саввы, зашел и, взяв оставленные здесь шляпу и трость, не присаживаясь, спросил:
– Савва Борисович! А, если не секрет, скажи – ты на дочку старшую никогда не думал оформить банковский счет? Ты же все законы знаешь, что нужно сделать, чтобы она могла сама снимать суммы, когда надо, и вообще, распоряжаться?
– К чему это тебе, Андрей Григорьевич? – приподнял свои мохнатые брови Савва. – А! Хочешь приданое Лизе прикопить? Так давно пора! Я уж лет пять, как на каждую по именному счету открыл, даже на Шурку. По мере возможности добавляю. Арине с Аглаей, конечно, в первую очередь, им раньше жизнь начинать. Ты об этом?
– И они могут эти деньги сейчас использовать? – Полетаев явно что-то прикидывал в уме.
– Да что ты, нет, конечно, – Мимозов покачал головой. – До совершеннолетия они лишь частично дееспособны. Так что все равно нужен либо опекун, либо поручитель. Какой тебе смысл с одного счета на другой перекидывать, если речь о сегодняшнем дне идет? Пока замуж не выйдут, или двадцать один год не исполнится, все только под твоим надзором можно. Да так и есть! Или не пойму я тебя?
– А если меня не будет? – спросил, глядя прямо в глаза партнеру, Полетаев.
– Ты это прекрати, друг мой любезный, – Савва припомнил вдруг все свои предчувствия. – Что за мысли у тебя? Что-то произошло у вас?
– Нет-нет, Савва. Все хорошо, ты не так понял. Если я далеко буду, то, как Лизе хозяйство-то самой вести? Может можно через банк распоряжение сделать, чтобы некую сумму каждый месяц выплачивать ей на руки? Если поручителя спросят, ты согласишься?
– Да я всегда к твоему семейству со всем своим расположением, Андрей! – Савва все никак не мог понять намерений компаньона. – А далеко ли ты собрался? Если в свое Луговое, то хоть на все лето езжай! Что ж банк-то сюда впутывать! Я Лизе, сколь надо давать буду, после сочтемся.
– Не то, не то, Савва Борисович. А если на дольше?
– Куда ж на дольше-то? – Савва совсем опешил. – Или куда на службу позвали? Что-то так быстро ты сегодня переговоры кончил? Что порешили? Скажешь сейчас, или уж до собрания Товарищества повременим? Контракт возобновили и все, или что еще предложили?
– Не предлагали ничего. Нет, – Полетаев вертел в руках шляпу. – Да и чего собрания-то ждать? Тебе сейчас скажу. И контракта никакого вовсе нет, Савва Борисович. Сказали, что повременят до конца Выставки, если решат – новый тогда заключат, а этот продлевать не станут. Я, было, скидки хотел предложить, так представитель сразу пресек, сказав, что полномочий торговаться не имеет, а только предупредить послан, что поступления с будущего месяца прекратятся. Собрание-то внеочередное созывать будем? Или до осени подождем? Я бы, Савва, совсем от дел отошел и свою долю хоть сегодня на тебя переписал, да на мне долгов столько, что не смею. А уехать мне надо.
