Тем временем бывший владыка всех гномов своим собственным, отличной гномской выделки ножом укоротил рукава и штанины отобранной одежды, облачился в нее и тронулся в путь, беззаботно насвистывая замысловатую мелодию.
* * *
— Раз между людьми и гномами нет никакой разницы, значит, я могу любить кого угодно! — упорствовала гномка, одна из ближайших приспешниц владыки.
Уперев руки в бока, она глядела на владыку упрямым взглядом и ни в какую не соглашалась считать себя неправой.
— Духи огня! — простонала владыка. — Ты бы хоть до острова подождала, что ли! Что, эта ночь — последняя в твоей жизни была?!
— Знаешь что, Гуннхильд Эренхафт, ты бы сперва сама попробовала, хоть с кем-нибудь, хоть один раз, а уж потом запреты устанавливала! — ответствовала соратница.
— Ты хоть подумала, что о нас люди подумают?! — беспомощно воскликнула владыка.
— Представь себе — подумала, — откликнулась сторонница свободной любви и межрасовых связей. — А вот ты небось за прочими хлопотами подумать-то и не успела, поэтому теперь так и разоряешься!
— Люди подумают, что у гномов нет ни законов, ни устоев, ни принципов, ни морали! — несчастным голосом проговорила владыка.
«Боже, от какого старейшины я услышала эту чушь?!»
— Это ты так говоришь. На самом деле они ничего такого не думают, — убежденно ответила гномка.
— Да?! Откуда тебе это известно?! — рассердилась владыка.
— Оттуда, что я не только обо всем об этом подумала, я еще и спросила.
— Кого ты спросила? — напряглась владыка.
«Так. Что еще придется утрясать, перед кем извиняться?»
— Человека спросила, — беспечно ответствовала спорщица.
— Какого еще человека? — владыке все меньше и меньше нравилось то, что она слышала, но разве ее кто когда спрашивал? Все-то ее перед фактами ставят, а потом как хочешь, так и разбирайся. Словно ей больше заняться нечем.
— Так кого ты спросила? — повторила Гуннхильд.
— Своего парня, — ответила гномка. — Спросила, что он обо всем об этом думает.
— И что он сказал?
— Сказал, что хочет еще. Вот тебе и ответ.
— Ну знаешь, что!
— Знаю, — кивнула нахалка. — А ты — нет. Хочешь узнать?
— Я… — владыка до того растерялась, что даже не нашлась, что ответить.
— Хочешь, я тебя со своим парнем познакомлю? — продолжала меж тем нахалка. — Я не жадная. Попробуешь хоть, что это такое, а то все ходишь да ножом размахиваешь. Не надоело?
«Надоело! — хотелось сказать владыке. — Все надоело! Ножом размахивать — надоело, старейшин гонять — надоело, вас ругать — надоело, а хуже всего надоело не знать, как правильно!»
Но она не сказала этого. Попробуй тут, скажи! Мерзавка только того и ждет. И что теперь со всем этим прикажете делать? Как решать? Эту ножом не напугаешь. Не старейшина.
— А знаешь… — задумчиво молвил бесшумно подошедший Фицджеральд. — Я тут подумал и решил. Не стану я этого запрещать. И наказывать своих никого не стану. Ни мужчин ни женщин. И тебе не советую. Грех это — за любовь наказывать.
Он повернулся и так же бесшумно удалился.
«Ну, спасибо за помощь, нечего сказать — удружил. Не мог в сторону отозвать или хоть на ухо, что ли? Взял и ляпнул. Тут же. При всех. Вот уж спасибо так спасибо!»
— Вот. И господин комендант так же думает! — тут же подхватила распекаемая.
— Иди, — вздохнула владыка. — Иди к своему парню.
— А ты?
— А мне подумать надо.
— Чем долго думать, лучше пригласи в свою палатку господина коменданта!
— Что?! — возмущенно выдохнула Гуннхильд.
— А то ты не заметила, как он на тебя поглядывает! — ехидно фыркнула гномка.
Брысь!
«Сегодня она будет ходить и хвастаться, а завтра кто-нибудь обязательно последует ее примеру!»
«Я ничего не могу с этим поделать».
«А надо?»
«И что она, эльф ее заешь, имела в виду?»
* * *
Ночь светлела. Близилось утро. Еще одно утро новой жизни, чтоб ее подняло да шлепнуло, непонятную!
Сидеть, глядя, как медленно умирает сумасшедшее светило верхнего мира. Как равнодушно глотает его чудовищная яма горизонта. Это переростки говорят «горизонт», но любой здравомыслящий гном без труда разглядит могучую темную пасть. Глядеть, как эта безжалостная пасть окрашивается кровью — и даже вроде бы зубы сверкнули! — это люди говорят — «зарницы», но клыки остаются клыками, как их ни назови! А переростки велят ждать обещанных звезд, клянутся, что солнце взойдет еще раз, следующим утром взойдет. Вот только то ли самое это будет солнце? Или какое-то другое? А звезды… где милый сердцу уют и покой просторных пещер? Где торжествующая, словно державная песнь, великая красота и слава подземного мира? Где, наконец, каменная тайнопись, что превыше сказок и песен?
