— Никогда не мог понять вас, дядя Гей! Что такого любопытного в этой цитате?
— Тем не менее, Лоренс, я должен тебя проэкзаменовать. Что касается Louis Quatorze…
— Какого такого Луи?
— Или, как его англизировал Маколи,[21] короля Луиса Четырнадцатого. Постарайся сосредоточить свой великий ум, Херст-младший. В каком столетии жил этот монарх?
Билл отвел взгляд. Ответ должен быть неправильным, но не настолько, чтобы возбудить еще большие подозрения.
— Вспомнил! — с торжеством воскликнул Билл, подражая Лэрри. — В восемнадцатом веке! Его сменил на троне… ну, этот толстяк, которому отрубили голову.
Знаток истории тяжко вздохнул, но выглядел довольным.
— Он жил в семнадцатом столетии, Лоренс. Если бы ты сказал, что он прожил несколько лет и в следующем веке, то оказался бы прав. И его сменил не Louis Seize,[22] а Louis Quinze.[23] Можешь вспомнить о нем что-нибудь еще?
— Он прожил чертовски долго, дядя Гей.
— Этого достаточно. Больше мне незачем проверять твои колоссальные знания истории. От твоей дерзости следует отмахнуться, приписав ее невежеству.
Билл кипел от гнева. Чем сильнее он ненавидел временного дядюшку, тем больше утверждался в решимости доказать старому тирану, что он — Лоренс Херст. Все зависело от этого.
— Право же, мистер Херст, — холодно заговорила Марджори. — Неужели необходимо разговаривать с ним как со школьником?
— Он и есть школьник, моя дорогая. Что с того, что ему стало на несколько лет больше? Лоренс не более зрелый, чем тот маленький патологический трус, которого я знал раньше. Позвольте обращаться с ним так, как я сочту нужным.
— Но…
— Должен предупредить вас, дитя мое. — Тон вновь стал меланхоличным. — Я не меняю своих привычек и боюсь, что вам придется с ними примириться. Банковские менеджеры и директора компаний по опеке над имуществом, в которых я увеличил свое состояние более чем в пять раз, считали разумным повиноваться моим требованиям. Кажется, до вас не дошло, мисс Теннент, что в последнее время я стал довольно важной персоной.
Марджори великолепно сыграла свою роль:
— Но это всем известно, мистер Херст! Все знают не только о вашем богатстве и проницательности в делах, но и ваших заслугах в области благотворительности.
— Ну-у! — Смягчившись, он бросил довольный взгляд на свой орден. — Правительство сочло нужным оценить мои скромные усилия в этой сфере. Но это не важно. Вернемся к нашему школьнику. Несмотря на мои кажущиеся странными вопросы, я узнал то, что хотел узнать.
— Вот как? Что же?
— Что этот школьник-переросток действительно мой племянник.
Последовала напряженная пауза.
— Неужели вы сомневались в этом, мистер Херст?
— Сначала я сомневаюсь во всем, дорогая, но когда убеждаюсь, что сомнения напрасны, то всегда это признаю.
— Конечно, вы очень умный, мистер Херст, но я не понимаю…
— По-вашему, дитя мое, если я подозревал Лоренса, то должен был приготовить длинный перечень вопросов о его прошлом, ответы на которые мог заранее выучить любой самозванец?
— Ну… — Марджори облизнула губы.
— Это было бы совсем неинтересно, моя дорогая. Вместо этого я задал ему абсолютно неожиданные вопросы. И мальчик, боясь меня, ответил так, как я ожидал. Физический облик может меняться как угодно, но инстинктивные жесты, выражение лица, обороты речи, раболепный страх — все это я отлично помню. Это настоящий Лоренс.
Билл, отвернувшись, чтобы скрыть облегчение, снова уставился на чиппендейловский стол.
— Как это умно, мистер Херст! — воскликнула Марджори, точно горничная, восхищающаяся хозяином.
— Ну, скажем, проницательно. Но старому педанту, дорогая, даже при виде вашей красоты не следует изображать Шерлока Холмса. Я узнал Лоренса по его голосу.
— По голосу?! — воскликнул Билл и сразу понял, что его искреннее удивление окончательно убедило Гейлорда.
— Тебе это не приходило в голову, Лоренс? — В его голосе вновь послышались снисходительные нотки.
— Черт возьми, конечно нет! Разве голоса не меняются больше всего, когда люди взрослеют?
— Иногда, но не особенно. В шестнадцать лет у тебя уже развился ужасающий баритон, который трудно не узнать. Помнишь, как я записал на пластинку монолог в День святого Криспина из «Генриха V»?
