Девять драконов - страница 13
Ту Вэй взял в руки бамбуковый молоточек.
Колокольчику было две с половиной тысячи лет — он был сделан за двадцать пять веков до рождения Вонга. Вместе с другими колокольчиками, находившимися сейчас в музее, он вызванивал ритуальную музыку, когда Конфуций проповедовал свое учение и Лао-цзы[10] составлял «Дао дэ цзин» — за пять столетий до появления Будды и Христа на Земле.
Ту Вэй тронул колокольчик. Он раскачивал его и так и эдак. Две протяжные ноты отозвались на прикосновение его руки в тишине. Чистые и нежные, они еще долго звучали за спиной Вонга, когда он отвернулся и заковылял к окну.
Его ноги стремились почти в противоположные стороны, это и послужило поводом для появления его прозвища.[11] Но шутники не знали, как он заработал это увечье. Шестьдесят лет назад нищий-попрошайка захотел искалечить его на всю жизнь. У убогих больных детей на улицах Шанхая было гораздо больше шансов завоевать симпатию прохожих, и Ту Вэй знал, не сделай его мучитель этого, Вонг, конечно же, погиб бы от голода. Это была обычная судьба маленьких сирот в жестоком милитаризованном Китае. В этом поступке не было злобы или садизма — нищий был бесстрастен, как камень.
Дойдя до окна, Ту Вэй перевел дух. Он был здоровым и сильным, но из-за травмы с годами у него появился артрит, и боль иногда была невыносимой. Его многочисленные сыновья и дочери от его многочисленных жен уговаривали пользоваться новейшими моделями японских инвалидных колясок, которые они в изобилии притаскивали в его дом, но он всегда наотрез отказывался — по той же причине, по которой перестал употреблять опиум. Боль была напоминанием о том, что тот, кто не может победить себя, в конце концов не сможет выжить.
Зрелище, которое открывалось из окна, никогда не переставало его восхищать.
— Сэр Джон, — мягко прервала его задумчивость секретарша. — Мистер By из Комитета по труду КНР на проводе.
Он проделал долгий, медленный путь обратно к письменному столу. Англичанка молча смотрела на него, борясь со своим желанием взять под руку беднягу и помочь ему. Но это было запрещено.
Темное дело — эти китайцы, думала секретарша. В его годы английский босс давно бы уже тихо и мирно удалился на покой куда-нибудь в Дорсет. Ту Вэй думал: какая жалость, что он не мог оставить себе все колокольчики. Но, как не верти, у него тоже был свой изрядный кусок пирога, и он ел его регулярно и с удовольствием — его имидж требовал, чтобы Вонг Ли считался большим и почетным другом Китая.
Когда по его знаку секретарша ушла, он быстро проговорил несколько фраз в скрытый микрофон, и его личный секретарь мгновенно вынырнул из боковой двери кабинета. Молодой китаец, бывший по совместительству еще и переводчиком, собирал досье на Мудрые Глаза.
— Некий бизнесмен Альфред Цин ищет деньги, чтобы купить Китайскую башню, — сказал ему Ту Вэй. — Заломите очень высокую цену. И узнайте, как идут его дела в Нью-Йорке, Торонто, Ванкувере и Лос-Анджелесе.
— Должен ли Альфред Цин обнаружить источник своего везенья, Хозяин?
— Нет.
Советник Ту Вэя колебался.
— Хозяин?
— Что такое?
— Альфред Цин не дурак. Он добивается успеха во всем, за что ни возьмется.
— Он будет надеяться, что добьется успеха и с Китайской башней. Альфред Цин молод. И он ненасытен.
Мудрые Глаза в ярости стоял у дверей лифта, которым редко пользовались. Секретарша Вонга Ли жестами и на ломаном китайском объяснила ему, как попасть на улицу из подземного гаража, чтобы не столкнуться с директором Цзяном.
Все вышло совсем не так, как он ожидал. Вонг Ли был коррумпирован так, как хранитель и представить не мог. Без тени смущения своей вины и раскаяния… Гонконгский капиталист был скользким, как угорь. Он крал. Он лгал. А когда его поставили нос к носу с его преступлениями, он пустил в ход грязные угрозы. Хранитель был в ужасе и чувствовал себя почти больным от собственной беспомощности.
Конечно, Мудрые Глаза был знаком с мертвой трясиной коррупции бюрократии в самом Китае. Это был основной стиль служебной жизни. Но обнаружить столько власти в руках одного человека и столько зла и пороков — это уже выходило далеко за рамки его опыта, и он был просто раздавлен отчаянием. Все равно он должен что-то предпринять. Может быть, ему удастся уговорить некоторых молодых хранителей пойти депутацией к Цзян Хуа… Тогда он будет не один; от мнения группы людей трудней отмахнуться. Директору Цзян придется действовать. Наконец зашумел приближающийся лифт. Хранитель почувствовал себя немного лучше. Да, общее мнение. Это правильный выход.