Хотя Салли всегда была в дружеских отношениях и со старухой Полли и со служанками, шутила и смеялась с ними, она не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала настоящую привязанность к туземной женщине. Но Маритана была совсем другая, чем те туземки, которых она знавала. Она была умнее и более охотно перенимала обычаи белых людей.
Салли должна была сознаться, что знакомство с Маританой послужило для нее приятным развлечением. В своей палатке ей почти нечего было делать, и бесконечно тянулись дневные часы, пока Моррис работал на участке, и томительные вечера, когда он уходил играть в ту-ап. Ей часто казалось, что Фриско, может быть, и прав, утверждая, что Маритана — метиска. Ее бронзовая кожа была светлее, чем у остальных женщин ее племени, волосы были мягкие, темно-каштановые со светлым отливом, когда она их вымоет.
Сэм Маллет соглашался с Салли.
— Во всяком случае, мулаток старше Маританы я видел немало в этих местах, — говорил он. — Вероятно, не все пионеры в экспедиции Хэнта были святые. Среди них находились и солдаты и каторжники. Один из них бежал, и его так и не поймали. Туземцы уверяют, что если их женщина походит в тени белого человека, она родит не таких черных детей, как остальные. Многие так объясняют наружность Маританы. Калгурла, ее мать, до смерти боится белых, всегда избегает тени белых. Она ненавидит Фриско и бродит вокруг его лагеря, когда Маритана там. А если она остается у него слишком долго, то мать зовет ее из кустов, и Маритана мгновенно исчезает, словно вспугнутая птица.
Вскоре после очередного исчезновения Маританы Фриско поехал на несколько дней в Кулгарди. Он вернулся в коляске, запряженной парой лошадей, он приобрел ее у одного разбогатевшего старателя, который покидал прииски. Выпрыгнув из коляски, Фриско передал миссис Гауг два письма, а из-под сиденья извлек бутылку вина, которую миссис Фогарти посылала ей.
Салли ахнула от радости и, забыв о том, что она не одобряет поведения мистера Мэрфи, тепло поблагодарила его и уселась читать письма. Одно было от Лоры, другое от Мари.
Письмо Лоры было полно описаний дома, который Олф построил для нее неподалеку от рудника. Не очень большой, но вполне комфортабельный, с решетчатой верандой и сеткой на окнах от мух. Там имелась кладовая, кухонная плита, линолеум, белые кружевные занавески и настоящая спальня со всеми необходимыми принадлежностями. Кроме того, была ванная комната и два больших бака для воды, которые в данную минуту полны. Салли непременно должна приехать к ним погостить на несколько дней, писала Лора, хотя бы для того, чтобы насладиться ванной.
Пока Салли, сидя на ящике, читала письма, Фриско разговаривал с Моррисом. Она посмотрела уголком глаза на его высокую, статную фигуру и прислушалась к его оживленному рассказу:
— Я ходил смотреть на их Леди Лору. А потом Олф увел меня к себе и угостил вином. Черт, вот прелесть этот его дом, Морри! Какой сад — повсюду цветы, овощи! Олф говорит, что на этой земле достаточно капли воды, чтобы все росло. А миссис Олф — ну просто картинка! Когда сидишь у них в гостиной, забываешь, что ты на приисках. Но Динни обеспокоен рудником Леди Лора. Он считает, что рудник исчерпан и что Олф напрасно вкладывает в него деньги. Динни ходил на прииск Дана, принес оттуда триста семьдесят унций и продал свой участок лорду Седли. Отпраздновали сделку у Фогарти.
Морриса больше интересовало новое месторождение в двенадцати милях севернее прииска Дана, о котором сообщили Джимми Томпсон и Смит Карбин.
Фриско рассмеялся, как будто это веселая шутка.
— На прииске Дана было всего несколько хороших участков — рядом с Богатством, — сказал он. — И уж поверьте, что Пэдди Баркер завладел одним из них. Он ездил в Мельбурн и Сидней расшвыривать золото, которое добыл в Курналпи. Сказал, что вернулся разоренный, начал опять копать землю, а у самого на пальце — бриллиантовый перстень. За три-четыре дня нашел горсть самородков и продал участок за три тысячи. Но вообще земля там бедная, говорят парни. Настоящих золотых залежей нет, и многие старатели побросали свои участки и ушли оттуда — среди них Джимми Томпсон и Смит Карбин.
