Дэн заявил, что ему нравится эта местность. «Помяни мое слово, в таких горах, похожих на сахарную голову, всегда есть золото», — сказал он Пэдди Хэннану. Они решили остановиться здесь и произвести разведку. Фленниган и Пэдди Хэннан пошли искать воду и в нескольких милях набрели на мочажину, но в ней было не больше кварты воды. Тогда Пэдди поехал обратно в сторону Кулгарди, но в эту ночь пошел дождь, и когда на другое утро Пэдди вернулся в лагерь, Фленниган показал ему целую горсть золота, найденную им в лощинке возле Маританы.
— «И там еще очень много осталось», — сказал он. Он забросал это место ветками и не стал копать дальше, чтобы не вызвать подозрений. В низине оставался еще кое-кто из наших, я и Сэм в том числе. Но нам и на ум не пришло, почему это Пэдди и его товарищи не спешат уходить отсюда.
Они приступили к работе, только когда мы скрылись из виду. Передвинули свой лагерь и застолбили участок на три человека. Они сразу же взяли девяносто четыре унции. Потом пошло продувание и просеивание песка. Пэдди Хэннан уехал, чтобы сделать заявку. Пока он отсутствовал, его товарищи взяли еще сотню унций. А в то время мы-то с Сэмом из сил выбивались, чтобы скорее добраться до Маунт-Юла. Мы ничего не нашли во время этой разведки, а на обратном пути до нас дошел слушок о находке Пэдди Хэннана. Господи боже мой, как же мы злились! Ведь мы упустили счастье всей нашей жизни, оттого что не догадались повести разведку вдоль хребта раньше, чем Пэдди Хэннан и его товарищи застолбили этот участок.
— Есть такие парни, которым всегда везет, — печально заметил Сэм.
— При чем тут везение? — заметил Большой Джим. — Просто они хорошие старатели, а вы — плохие. Не умеете глядеть себе под ноги.
Тупая Кирка кивнул.
— Да, что и говорить, прозевали. Все-таки некоторым парням везет — идут, да и споткнутся о самородок, а хороший старатель через него перешагнет и не заметит.
— А вот был такой случай, — раздался ленивый голос Клери Мак-Клерена, задумчиво попыхивающего трубкой. — Джек Мор и его товарищ вырыли шахту и вложили черт знает сколько труда в разработку пласта. Но ничего путного не нашли. Они выдернули колышки и бросили участок. Месяца через два является какой-то старый хрыч, кладет на землю свою поклажу, начинает кипятить воду в котелке и вдруг замечает — что-то поблескивает в большом камне, которым Джек загораживал очаг. Он трахнул по камню и видит: есть! Горит, как огонь. Предъявил образцы, организовал синдикат. Синдикат получил право на разработку, а потом продал участок за восемьдесят тысяч фунтов.
— Вот это да!
— Надо же такое дело!
— Золото — оно капризное!
Каждый легко мог представить себе и обиду Джека Мора и ликование старого хрыча.
— Я не говорю, что счастье тут не играет роли, — согласился Большой Джим. — Но я утверждаю, что хороший старатель рано или поздно найдет золото, надо только как следует искать и не бросать участок, если сразу не находишь.
— Где оно есть, там оно есть, — уныло заявил Унк. — А где оно есть, там меня нет.
Смех мужчин далеко разнесся по озаренным звездным светом равнинам. Их голоса звучали хрипло, насмешливо, с хвастливым добродушием:
— Не вешай нос, Унк!
— Ты еще найдешь!
— Еще успеешь богачом сделаться до смерти!
— Так же, как и мы!
Билл Иегосафат вернулся из Курналпи с сенсационными новостями об общем собрании старателей.
— Был там один жулик, Уинтерботом, у него был участок возле Лощины Мертона, — рассказывал Билл. — А товарищем у него был молодой паренек Джонни Буйвол. Дела шли у них не больно хорошо, а уговор был — все делить пополам. И вот этот жулик тайком продал золото лавочнику, получил от него восемьдесят фунтов за один самородок и отправил деньги жене в Аделаиду. А потом заявляет Буйволу, что решил бросить этот участок, так как толку с него никакого, и берет себе нового напарника.
Билл сделал паузу, чтоб перевести дыхание, а также ради драматического эффекта; затем отвернулся, высморкался с помощью пальцев и отер нос волосатой рукой.
— Лавочник почуял неладное. И рассказал Буйволу про самородок. Буйвол, конечно, спрашивает Уинтерботома, и эта старая лисица заявила ему, что он-де лодырничает на работе и потому ему ничего не причитается из денег, полученных за самородок.
