Аркли покачал головой.
— Забудь. Когда ты услышишь, что я раскопал…
Она перебила его:
— Я не хочу знать.
Он взглянул так, будто не понял, что она сказала.
Кэкстон тяжело вздохнула. Она понятия не имела, чего он от нее хочет, но знала, что ей этого не хочется совсем.
— Я рада, что вы сейчас в добром здравии, и уверена: чем бы вы ни занимались теперь, это действительно важно, — сказала она, — но сейчас у меня нет времени помогать вам.
— Нет времени? Есть что-то еще, более важное, что поглощает твое внимание? — изумился он. — Может, тебе нужно больше времени проводить со своей подружкой? Или у тебя одна из собак заболела? Ну, это очень плохо. Ибо сейчас ты очень нужна совсем в другом месте. В Геттисберге, если конкретно. Сядешь за руль.
— Нет, — отрезала Кэкстон.
— Нет?
Слово потеряло всякий смысл, когда он произнес его так. Как просто подчиниться и вопреки всему сказать «да» — как она всегда это делала. Но теперь она была нормальным человеком И если она хотела остаться нормальной, она должна быть сильной.
Аркли скривился и спросил:
— Ну почему, ради всего святого? Ты меня знаешь, патрульный. Ты знаешь, я не трачу время на банальности. Если я говорю, что это важно, значит, это вопрос жизни и смерти.
— Ну да… — ответила она, но не смогла закончить свою мысль. Аркли был прав… она знала, что он прав. Он бы не стал вызывать ее только ради того, чтобы вспомнить старые добрые времена. У него была работа для нее, и дело, вероятно, было опасное.
— Ты нужна мне прямо сейчас. Мне необходимо, чтобы ты сегодня же отвезла меня в Геттисберг.
Она могла бы сказать ему «нет». Лора была уверена, у нее хватило бы на это сил. Теперь он был слабым стариком. И все же она чувствовала, что должна хоть что-то для него сделать.
— Значит, так, — ответила она ему. — Я вас отвезу. Но на этом все.
Аркли нахмурился, но спорить с ней не стал. Она достаточно хорошо его знала, чтобы понять, что это был недобрый знак, но как ей отреагировать на него, оставалось непонятно.
— Прекрасно. Дай возьму пальто.
Он поковылял вокруг кровати по направлению к туалету.
— А как насчет нее? — уточнила Кэкстон, переводя взгляд на гроб.
— Поскольку к ночи я вернусь, с ней ничего не случится, — пояснил Аркли.
В жизни разведчика Военного департамента есть свои прелести. Во-первых, мне полагалась лошадь для поездок, в то время как все прочие люди в этом мире, казалось, были обречены ходить пешком. Весь тот день я провел в седле, в то время как армия Потомака шла мимо меня бесконечной чередой — человеческая цепь, которая тянулась ни юг, сколько хватало глаз, и настолько же уходила на север. Пыль, которую они взметали своими башмаками, завесой поднималась в воздух и висела в нем, словно некое призрачное воинство аравийское, сотворенное из песка. Весь день они шагали мимо с криками и гиканьем, которые издавали погонщики мулов, и песнями — впрочем, они пели их не так уж часто.
Дело было как раз после Ченслорсвилля, когда, казалось, все надежды рухнули. Хотя у нас было численное превосходство, Ли снова накостылял нам, даже не вспотев. Он казался непобедимым; вне всякого сомнения, убеждение это разделяли все. Чернее дня Союз еще не знал. Война повернулась против нас, и даже я поверил, что мечты об объединенном Союзе обречены. Наверное, это поможет объяснить то, что мы совершили и на что осмелились.
Я двигался в глубь Мэриленда, удаляясь от Виргинии, и был этому рад. Из общения со служивым я выяснил многое и теперь должен был немедленно написать рапорт. От нескольких беглых рабов, которые были прикреплены к обозу с провиантом Джеба Стюарта,[1] я узнал, что Ли[2] направляется на север.
Очаровательная красавица южанка, которая втайне ненавидела рабство, рассказала мне еще больше. Ли направлялся в Пенсильванию. Впервые он был намерен перенести войну к нам, на Север. Что ж, похоже, они этого добьются, но только на условиях Джеффа Дэвиса.[3]
Из записок Уильяма Питтенгера
