— А у меня как раз осталось столько мелочи.
— О-о! — Он покачал головой. — Вы практичны.
Нам с Мяртэном больше нечего было обсуждать. Мы рассматривали вместе святых и мучеников и святые семейства.
Прямо из Ватикана нас отвезли на аэродром. Рим казался уже совершенно чужим городом, до которого мне нет никакого дела.
…В московском аэропорту дул сильный ветер. Я крепко держала бумажный пакет, в котором была моя шляпа с красной розой, чтобы ветер не выхватил ее.
Небо обложили облака, погода была прохладной, но в воздухе пахло весной. Трава уже начинала зеленеть, а листва на деревьях еще не появилась.
Я смотрела по сторонам. Казалось, всем некогда. Совсем другой темп. Мои спутники были рассеянны и настроены празднично. Некоторые из них незаметно растворились в общей массе пассажиров, встречающих, провожающих… Те, кому еще далеко было до дома, торопились продолжить путь поездами и самолетами. Константина встречали друзья. Прежде чем сесть в машину, он помахал мне рукой. Мейлер ушел с женой.
Только мы с Мяртэном все еще стояли.
— Чего ты плачешь? — спросил Мяртэн. — Ведь ты решила так, как тебе хотелось.
И Мяртэна ждали в Москве на семинаре.
— Ты надолго задержишься?
— На несколько дней.
Я кинулась ему на шею и поцеловала его.
Сказала, глядя в его лицо:
— Будь счастлив. Мой единственный, мой любимый.
— Будь счастлива, Сась, — ответил Мяртэн и заговорщицки подмигнул. А может быть, чтобы успокоить меня? Или в знак примирения?! Или ему не оставалось ничего другого? Или в этом таилось горестное признание: моя оболочка пуста…
Я знала, что мы уже больше не увидимся. И что он никогда меня не забудет. Так же, как я не смогу забыть его.
Теперь уже больше никогда.
Никогда.
1973
