Немного побродив между плодовых деревьев, съев большое удивительно вкусное яблоко и не встретив ни одного человека, Милица засомневалась: здесь что-то не так. По рассказам шаманов и жрецов, страна вечного лета должна быть густо населена праведниками, и хотя девушке пока открылся только крошечный уголок этой страны — всё равно: мало вероятно, чтобы в этом уголке не нашёл приюта хотя бы один святой.
Закричав, — эй, люди! — и получив в ответ только эхо, Милица почувствовала себя окончательно сбитой с толку: неужели жрецы врут, и в стране вечного лета обитают только одиннадцать человек — те, которые сподобились попасть в неё живьём? А куда же деваются все остальные? Где нашли последний приют бесчисленные поколения предков Черноголовых? Конечно, большинство людей (те, которые жили неправедно) после смерти попадают в услужение Вритре, Белинде, Сайде, Водяному Дедушке и прочим богам и полубогам их народа. Но ведь не все же жили неправедно? К тому же, жрецы утверждают, что, совершая очистительные обряды и молясь за покойников, они помогают большинству грешников после смерти попасть именно в страну вечного лета. А шаманы, в своих трансцендентных странствиях посещающие многие иные миры, подтверждают слова жрецов, рассказывая о встречах с душами предков в этой благословенной стране. Что же? Значит она не в стране вечного лета? Спрашивается — где? Ведь в нашем земном мире не бывает, чтобы яблони одновременно и цвели, и плодоносили…
Ничто не подсказывало Милице ответов на возникшие у неё вопросы, и девушка решила осмотреть открытую ею удивительную долину. Занималось чудесное летнее утро, солнце только-только поднялось над вершинами восточной горной гряды, огненно красные маки льнули к девичьим ногам, воздух пьянил незнакомыми цветочными ароматами, и в то же время дышалось удивительно легко — не имеющая определённо цели Милица не спеша пошла вниз по течению звонкого ручья.
Русло ручья постепенно расширялось, а течение замедлялось — шагов через пятьсот он впал в маленькое прозрачное озеро. Настолько прозрачное, что, казалось, в нём вовсе не было воды — если бы не отражение склонившихся ив, можно было подумать, что нет никакого озера, а ручей просто теряется в спустившемся на землю облаке.
Девушке вдруг нестерпимо захотелось искупаться в этой невидимой воде, сняв свадебное платье — ай-яй-яй, оно не только запачкалось, но и немного порвалось! — Милица ступила на прибрежный песок. И только почувствовав прохладу и сопротивление воды, девушка окончательно удостоверилась в существовании этого совершенно прозрачного озера. Когда вода дошла ей до шеи, Милица поплыла к противоположному берегу, до которого было не более ста шагов. Оказавшись под нависшими над водой ветками ив, девушка стала на дно — воды ей здесь было по грудь — и окунулась с головой: пусть её белобрысые патлы, намокнув, приобретут мало-мальски приличный цвет.
Когда улеглась рябь, поднятая её плесканием и нырками, Милица вдруг увидела в воде отражение своего лица — не может быть! Её лицо выглядело сейчас куда красивее, чем даже ночью — в преображающих всполохах очага. Волосы приобрели дивный медовый оттенок, невыразительные рыжевато-зеленоватые гляделки превратились в два изумруда, румянец с носа перешёл на щёки, тонкие бледные губы наполнились кровью и значительно пополнели, бесцветные прежде брови сделались цвета тёмного янтаря и, выгнувшись дугами, красиво очертили нижнюю часть лба.
Застывшая живым изваянием Милица не могла оторвать взгляда от отразившегося в воде лица: нет! Невозможно! Это не она! Это — фея долины! Которая почему-то пожелала показаться ей в озере! Однако лицо в воде повторяло все движения девушки — наклонялось, если она склоняла голову, прикрывало глаза, если она прищуривалась, гримасничало, если она высовывала язык — так что после недолгих опытов Милица засомневалась: а может, всё же — не фея? Может, всё же в воде отразилось её лицо? Ну да! Как бы не так! Если бы ночью — при свете луны — такое преображение было бы, пожалуй, возможно, да и то… Но чтобы утром — при солнечном свете… или здесь под нависшими до самой воды ивовыми ветвями ещё задержалась ночь?
