…Долго не могу заснуть в эту ночь. Может быть, это ветер, бушующий за окнами, не дает мне успокоиться?..
Встаю. Открываю окно. Холодные порывы ветра, длинные листья пальмовых деревьев и еще что-то, похожее на пэннэлей, врываются в мою комнату.
За окном непроглядная тьма. Не зажигая света, смотрю на небо. Темно, ни одной звездочки, все заволокло тучами. А как хочется посмотреть на далекую таинственную Эффу или хотя бы на ее Желтую звезду. Что же на ней все-таки: какая жизнь?
Сколько споров было у нас об этой Эффе, хотя ее и не обнаружишь невооруженным глазом. Даже в мощный рефлектор с электронными преобразователями Эффа видна лишь как светло-зеленое пятнышко, хотя диаметр ее не меньше, чем у нашей Джуммы.
Но, как ни далека от нас Эффа, интерес к ней всегда был велик. Ученые давно уже допускали возможность существования на ней жизни. Большинство из них считало это бесспорным. Спорили лишь о степени развития ее. Одни полагали, что на Эффе господствуют большие леса семенных папоротников и голосеменных растений, а животный мир представляют первые пресмыкающиеся и древние земноводные. Другие допускали более высокое развитие живой природы: максимальное распространение лесов, вымирание архаических млекопитающих и начало развития антропоидов. Лишь существование разумных существ отрицалось почти всеми. Верили в это всего несколько человек, в их числе отец Рэшэда Окхэя — Опаз Окхэй, знаменитый конструктор космических ракет.
Только после долгих дискуссий решено было послать к Эффе две ракеты, а спустя год — еще несколько к другим планетам ближайших звезд. Почти все они вернулись ни с чем, а из тех, которые летали к Эффе, возвратиласьлишь одна. Она-то и принесла на своей магнитной пленке изображение девушки.
Может быть, и прав был Опаз Окхэй, но сможет ли сын покойного конструктора подтвердить теперь догадку своего отца?
В «Астрономическом вестнике» опубликован подробный отчет о последнем заседании Совета ученых. Он написан в строго официальном тоне и совершенно объективен. О гипотезе Рэшэда говорится в нем лишь то, что я слышала от него самого. Столь же беспристрастно дана и дискуссия по этому поводу. Зато в специальной статье, посвященной проблеме жизни на Эффе, достается Рэшэду еще больше, чем на заседании Совета. Досаднее всего, что автор статьи — известный ученый. По его мнению, жизнь на Эффе может существовать только в зачаточном состоянии…
А в «Медицинском вестнике» два очень почтенных астробиолога, напротив, уверяют, что жизнь на Эффе давно уже угасла, ибо, по их подсчетам, Желтая звезда гораздо старше нашей. О девушке с Эффы во всех статьях говорится иронически. Высказываются даже предположения: не попала ли случайно на магнитную ленту космической ракеты одна из дикторш наших многочисленных телевизионных станций?
А что, если это действительно так? Поводов к сомнениям более чем достаточно не только у ученых. Мало разве прочитано нами фантастических романов об обитателях других миров, и почти всюду изображаются они не такими, как мы. Вот и сейчас в моем воображении возникают то безобразные существа с огромными черепами и хилыми тельцами, то какие-то четверорукие чудовища с могучими телами и микроскопическими черепными коробками.
Я не принимаю всерьез весь этот фантастический мир, созданный нашими писателями, но, окажись на магнитной ленте космической ракеты какой-либо из этих уродов, я бы, кажется, меньше сомневалась в его реальности. И в то же время я не могу не верить Рэшэду…
У меня голова начинает кружиться от подобных мыслей.
Нужно, пожалуй, зайти к брату, посоветоваться с ним, сама я в этом ни за что не разберусь…
Хоррэла нахожу в центральном павильоне нашей обсерватории. Мой брат чем-то озабочен.
— Что мрачный такой?
— Был сегодня неприятный разговор в Совете, — неохотно отвечает Хоррэл.
— О Рэшэде?
— О нем. Обвинили его в несерьезности утверждения о существовании разумной жизни на Эффе. Рекомендовали не выступать нигде по этому вопросу, пока не будут окончательно восстановлены показания приборов космической ракеты.
— А кто присутствовал при этом разговоре?
