Все это он купил и построил на зарплату молочника.
Наличествовали даже кайло и лопата – чтобы можно было откопаться после взрыва.
Единственное, что Билли не установил из списка правительственных рекомендаций, так это биотуалет.
Они ведь стоили чертовски дорого. И он свалил раньше, чем у него дошли до этого руки.
* * *
Мы играли там иногда, но все же не часто.
Это место пугало нас.
Казалось, что он выстроил здесь камеру – не убежище, чтобы не впустить кого-то снаружи, но темную яму, чтобы держать кого-то внутри.
Располагаясь посередине, убежище каким-то образом накладывало отпечаток на весь подвал. Бывало, сидишь в подвале, потягивая колу и болтая с Рут, пока она стирала белье, – и видишь этот зловещий бункер, его просевшие стены, вечно влажные, в потеках и трещинах. Словно сама стена старела и умирала.
Но иногда мы бегали туда, чтобы попугать друг друга.
Для этого он годился. Пугать друг друга. Для этого, и ни для чего больше.
И мы бегали туда совсем не часто.
– Я скажу вам, чего не хватает этому чертову карнавалу. Доброго старого хучи-ку!
Был вечер вторника, второй вечер карнавала, и Рут смотрела телевизор, наблюдая, как шайенна[7] Боди сотый раз назначают помощником шерифа и как дешевый и трусливый мэр городка цепляет значок помощника к кожаной рубашке индейца. Шайен выглядел гордым и решительным.
Рут – с пивом в одной руке и сигаретой в другой – с усталым видом сидела в большом кресле у камина, вытянув длинные ноги. Она была босой.
Вуфер, сидя на полу, посмотрел на нее:
– А что такое хучи-ку?
– Хучи-ку. Хучи-кучи[8]. Танцующие девочки. Этого не хватает, и еще цирка уродов. Когда я была маленькой, как ты, было и то и другое. А один раз я видела человека с тремя руками.
Вилли-младший посмотрел на нее:
– Не может быть.
Но было видно, что он просто-таки лопается от любопытства.
– Не спорь с матерью. Видела. Я видела человека с тремя руками. Одна была просто маленькой сосиской и росла вот отсюда.
Она подняла руку и ткнула пальцем в гладко выбритую подмышку.
– Две другие – обычные. Как у вас всех. А еще там была двухголовая корова. Ясное дело, дохлая.
Мы кружком сидели у телевизора: Вуфер на ковре возле Рут, я, Вилли и Донни на диване, а Эдди присел на корточки у самого телевизора, так что Вуферу приходилось изворачиваться, чтобы увидеть хоть что-нибудь из-за его спины.
В такие моменты можно было не опасаться Эдди. У них дома телевизора не было, и здесь он просто прилипал к экрану. А если кто и мог с ним управиться, так это Рут.
– А еще? – спросил Вилли-младший. – Что еще ты видела?
Он провел ладонью по своей белобрысой коротко подстриженной голове. Он всегда так делал. Может, это ему нравилось, но я не мог понять, что за удовольствие поглаживать набриолиненный грязный чубчик.
– В основном всякие уродцы в бутылках. Мертворожденные младенцы. Вы же знаете, что это такое? В формальдегиде. Маленькие сморщенные твари – козлята, кошки. Всякое разное. Это было очень давно. Я всего и не помню. Но был там мужчина весом пять, а то и шесть сотен фунтов. Потребовались бы усилия трех человек, чтобы его на ноги поставить. Жирнее твари я в жизни не видела и видеть не хочу.
Мы засмеялись, представив, как трое мужчин пытаются его приподнять.
Мы все знали, что Рут следит за своим весом.
– Да, скажу я вам, в мое время карнавалы были что надо!
Она вздохнула.
Выражение ее лица делалось спокойным и мечтательным, когда она вспоминала прошлое. Давно ушедшее прошлое. Нет, не до времен Вилли, а до самого ее детства. В такие вот мгновения мне нравилось смотреть на нее. Думаю, всем нам нравилось. Все морщины словно смягчались, и она становилась почти прекрасной.
– Ну что, готовы? – спросил Вуфер. Сегодняшний вечер был для него событием. Еще бы, пойти на карнавал в такой поздний час.
– Еще нет. Допивайте колу и дайте мне прикончить мое пиво.
Она сделала глубокую затяжку, задержала дым в легких и потом резко его выдохнула.
Единственным человеком, который курил так же жадно, как Рут, был отец Эдди. Она наклонила баночку с пивом и отхлебнула из нее.
– Расскажи еще про хучи-ку, – сказал Вилли. Сидя рядом со мной, он наклонился вперед и сидел сгорбившись.
