Один из нас в Игре исполнял роль «оно». То есть Коммандо. Его «безопасной» территорией был сад. Остальные становились взводом солдат, расположившимся на бивуаке в нескольких метрах вверх по холму, рядом с ручьем, где малышами мы частенько играли в Горного Короля.
Взвод этот был довольно странным – у нас не было оружия. Думаю, мы потеряли его в какой-то битве. А вот у Коммандо оружие было – яблоки из сада. Столько, сколько он мог унести.
Теоретически он обладал еще одним преимуществом: элементом внезапности. Подготовившись как следует, он крался из сада через кустарник и атаковал наш лагерь. Если ему везло, он мог подбить хотя бы одного из нас до того, как его увидят. Яблоки были гранатами. Если в тебя попадали, ты считался убитым и выходил из игры. Так что Коммандо следовало перебить как можно больше солдат, прежде чем его поймают.
А ловили Коммандо всегда.
В этом была вся суть Игры.
Коммандо никогда не выигрывал.
Его ловили, во-первых, потому, что все остальные сидели на приличной высоте, на холме, высматривая его, готовые к нападению. И если только трава не была очень высокой, а Коммандо невероятно везучим, его сразу же засекали. Вот тебе и элемент внезапности! Во-вторых, нас было семеро против одного, а у него была только одна зона «безопасности», далеко позади, на другом краю сада, и ему приходилось бешено отстреливаться, удирая и постоянно оглядываясь через плечо, а куча ребятни, как стая собак, неслась следом. Может, он и попадал в одного, двоих, троих – но в конце концов его ловили.
Как я уже сказал, в этом и была суть Игры.
Потому что пойманного Коммандо привязывали к дереву в роще, руки связывали за спиной, ноги вместе.
И еще ему вставляли кляп. И завязывали глаза.
И выжившие солдаты могли делать с ним что угодно, а остальные – даже «убитые», могли за всем этим наблюдать.
Мы этим особо не увлекались, но время от времени давали себе волю.
Атака продолжалась, быть может, с полчаса.
Плен мог длиться весь день.
И это, что ни говори, было страшно.
Эдди, конечно, все сходило с рук. Часто мы просто боялись его ловить. Он мог в любой момент развернуться – и все правила шли к чертям, а тут уж Игра превращалась в кровавую потасовку. Если же его все-таки ловили, то возникала другая проблема: как его отпустить. Сделать что-нибудь, что ему не по вкусу, было все равно что разворошить пчелиный улей.
Однако именно Эдди привел к нам свою сестрицу. И как только Дениз стала частью группы, Игра совершенно изменилась.
Не сразу. Сначала все шло как всегда. Мы по очереди играли роль Коммандо, – ты получал свою порцию, я свою, – но теперь с нами была эта девчонка.
Сначала мы старались вести себя с нею поаккуратнее. Вместо того чтобы чередоваться, мы позволяли ей быть тем, кем она хочет. Солдатом или Коммандо. Потому что она была новичком в Игре и потому что была девочкой.
А она вдруг стала делать вид, что до безумия хочет вышибить из Игры нас всех, пока ее не поймали. Словно для нее это был некий вызов. Как будто любой день Игры мог наконец стать тем днем, когда она выиграет, пребывая в роли Коммандо.
Мы знали, что это невозможно. Начать с того, что меткости у нее нуль.
Так что Дениз ни раз не выиграла в «Коммандос».
Ей было двенадцать лет. У нее были кучерявые рыжеватые волосы, а кожа вся в веснушках.
У нее начала появляться грудь, а толстые бледные соски стояли торчком.
* * *
Я поразмышлял об этом и уставился на трейлер, «карни» и грузчиков.
Но Дениз не отставала:
– Сейчас лето, – сказала она. – Так почему мы не играем?
Она распрекрасно знала, почему мы не играли, но была по-своему права – Игру могло отменить только внезапное нашествие холодных ливней. Ну и чувство вины.
– Мы слегка староваты для этого, – сказал я.
Она пожала плечами:
– Ага. Может, и так. А может, вы просто трусите.
– Может. Слушай, у меня идея. Почему бы тебе не сказать своему братцу, что он трус?
Она засмеялась.
– Да. Конечно. Сейчас.
А небо становилось все темнее.
– Будет дождь, – сказала Шерил.
Мужчины явно думали так же. Они растягивали брезент вдоль балок, край его вытянули на траву – на всякий случай. Работали они быстро, стараясь собрать «чертово колесо» до того, как хлынет ливень. Одного из них я узнал – он был тут прошлым летом, кудрявый блондин-южанин, Билли Боб, или Джимми Боб, или что-то в этом роде, он разок дал Эдди сигарету, которую тот безостановочно клянчил. Одно это уже не позволяло его забыть. Сейчас он сколачивал части «колеса» вместе слесарным молотком, смеясь над какой-то фразой толстяка, стоявшего рядом. Смех был визгливый и резкий, почти бабский.
