Предупредительный кашель раздается откуда-то из командирского угла.
– А тут – некому потрогать пианино за клавиши, стоит и пропадает, только лишь граммофон.
Но недовольные смолкли, когда из медного цветка трубы – и из далеких мест и времен – донесся перелив звуков.
Рузская с любопытством склонила голову, блеснув жемчужными серьгами, потом соприкоснулась плечом с Блохиным, что-то ему рассказывая. Лебедев замер, дым его сигары шел вверх тонкой неподвижной струей. А потом вдруг все опять заговорили одновременно.
И так дальше у нас в кают-компании и повелось – в какой-то момент начиналась вот эта музыка, этот торжественный полонез, шествие, путь. И это под нее шли через тяжелые волны корабли, мигая друг другу огнями – потерявшийся где-то впереди флагман и его семья мощных броненосцев, неуклюжие транспорты, стройная красавица «Аврора», все, все – на юг, а потом на северо-восток, неся за собой громадное облако дыма.
– Веселаго, что ты нам притащил? – раздался голос.
– Новейшее, господа. Ни разу не игранное. Модный в Москве пианист, да еще и композитор, совсем юноша. Так, вот оно – С. В. Рахманинов. Исполняет, как вы понимаете, автор.
Да, уважаемый калифорниец Сергей Васильевич, вот так это было – ваша музыка для нашего путешествия.
А дальше – ночной налет, револьверные выстрелы и бестолковая суета. Если бы мне сказал кто-то, что можно напасть с каких-то смешных суденышек на бронированный корабль с его шестидюймовыми пушками, да еще среди эскадры куда более серьезных кораблей – я бы не поверил. Но нападение это оказалось до смешного простым и выполнимым.
Проститутка подзаборная и вонючий либерал
Пятьдесят тонн в час – с такой скоростью каждый корабль грузит уголь с немецких пароходов; я с некоторой тревогой узнаю, что его хватает дней, в лучшем случае, на десять пути, а дальше – высматривай в очередном порту угрюмые силуэты немецких спасителей.
И вот Танжер…
Да, мы в очередном, после испанского городка Виго, порту. Мы больше не в Европе. Танжер – это Марокко, а значит, Франция, это совсем рядом с ненавидящими нас англичанами, то есть с их Гибралтаром, но Танжер – это еще и Африка.
Я в Африке. Невероятно.
Как все в ту ночь было: работаю в своей (да, уже в своей, и очень милой мне) каюте, изредка посматриваю в круг иллюминатора – а там россыпь огней, и кто разберет, где эти огни разбегаются по низкому берегу, а где они покачиваются на сотнях кораблей и лодок… Африка.
В очередной раз подхожу к иллюминатору и вижу, что хотя время еще относительно раннее… ну, по моим петербургским привычкам раннее… но на берегу очень мало, совсем мало огней. Есть ощущение, что большой участок берега подсвечивают только корабли. Что бы это значило?
А у нас здесь свой светлый мир, сияют дуговые огни или, возможно, огни Степанова, доносятся крики с палубы, топот, скрип, никто не спит – грузят… нет, грузим уголь. Да, ночью тоже.
А вот это уже что-то странное. Топот у моих дверей, непонятные слова… что за язык? Здесь, в Танжере, живут негры или все-таки арабы? Что они делают на второй сверху, жилой палубе, где каюты всех офицеров?
А вот это уже и вовсе странно. Крики на верхней палубе. Металлические хлопки – это револьверы?
Возникает мысль: сидеть здесь – значит быть загнанной крысой. Кто угодно открывает дверь, просовывает рожу, и тогда мне некуда деваться.
Быстро несусь по железному трапу вверх, меня чуть не сбивают с ног несущиеся, наоборот, вниз наши офицеры.
Наверху ад.
Во-первых, света резко меньше – только что горели эти самые фонари, заливая все нечеловеческим белым сиянием, но их уже нет.
Во-вторых, в носовой части стоит караул из двух человек, с винтовками, настоящими винтовками – и не знает, что ему делать. Потому что все люди черные, и все мечутся; негр, или араб, или русский – все одинаковые, в угольной пыли, только зубы сверкают.
Сверху, с мостика, кто-то указывает рукой и что-то орет, на русском. Здесь, на палубе, длинный человек… да это же Перепелкин… вопит: «Вон, быстро вон!» – и переваливает за борт кого-то черного, с головой, замотанной тряпками. Ноги несчастного мелькают в свете оставшихся фонарей, кто-то еще прыгает в дрожащие на воде огни без посторонней помощи.
