Ее тепло было из-за болезни. Тепло было обманом.
От нее пахло смертью.
Я видел это в ее увеличившемся зрачке, в этой дыре, в которую вытекал ее рассудок.
Я умыл ей руки.
Закончив, я уложил Сьюзен между нами, и мы тихо лежали, следя за слабым ее дыханием, и каждый ее вздох был для нас милостью, ее зрачки дрожали, говоря, что в ней еще плещется жизнь, и когда она раскрыла глаза, мы не удивились. Мы были рады видеть, что Мэг, наша Мэг, была с нами, а не в порожденных лихорадкой видениях.
Она шевельнула губами. Потом улыбнулась.
— Думаю, я выкарабкаюсь, — сказала она и потянулась к руке Сьюзен. — Все будет хорошо.
***
В искусственном свете лампы, на рассвете, который вовсе не был для нас рассветом, она умерла.
Стук в дверь раздался не позже чем через полтора часа.
Я слышал, как они повскакали с кроватей. Слышал незнакомые мужские голоса и тяжелые шаги, которые прошли из гостиной в столовую и спустились по лестнице.
Они открутили болт, открыли дверь, и вошел Дженнингс, вместе с моим отцом и другим копом, Томпсоном, которого мы знали по ВЗВ. Донни, Уилли, Рупор и Рут стояли за ними, не пытаясь бежать или даже оправдываться, в то время как Дженнингс подошел к Мэг, приподнял ее веко и пощупал пульс, которого не было.
Отец подошел и обхватил меня рукой.
— Господи Иисусе, — сказал он, качая головой. — Слава Богу, мы тебя нашли. Слава Богу.
Думаю, я никогда не слышал от него такого, но еще я думаю, он говорил совершенно искренне.
Дженнингс натянул одеяло Мэг на голову, а Томпсон подошел успокоить Сьюзен, которая плакала, не в силах остановиться. Со смерти Мэг она молчала, и теперь грусть и облегчение вылились в слезы.
Рут и остальные невозмутимо наблюдали.
Дженнингс, которому Мэг пожаловалась на Рут четвертого июля, был убить готов.
С раскрасневшимся лицом, едва сдерживая голос, он обстреливал ее вопросами — и было ясно, что с гораздо большим удовольствием он выпустил бы в нее пару пуль, чем задавать вопросы. Как случилось это? Как случилось то? Как долго она здесь? А это кто написал?
Некоторое время Рут молчала. Просто стояла и ковыряла язвы на лице. Потом сказала:
— Мне нужен адвокат.
Дженнингс свирепел все больше и больше. Но это было бесполезно. Уж я-то знал.
Рут была неприступной, как скала.
И, следуя ее примеру, дети были такими же.
А я — нет. Я глубоко вздохнул и старался не думать, что за мной стоит отец.
— Я расскажу вам все, что захотите, — сказал я. — Мы со Сьюзен расскажем.
— Ты все видел?
— Почти, — сказал я.
— Некоторые раны нанесли много недель назад. Ты это видел?
— Кое-что видел. Достаточно.
— Видел?
— Да.
Он прищурился.
— Так ты здесь заключенный или тюремщик, парень?
Я повернулся к отцу.
— Я ни разу не сделал ей больно, пап. Никогда. Честно.
— И ни разу не помог, — сказал Дженнингс.
То же самое я талдычил себе всю ночь.
Только голос Дженнингса скомкал эти слова в единое целое и швырнул мне их в лицо. Я задохнулся на мгновение.
Верно, подумал я. Правильно.
— Нет, — сказал я. — Ни разу.
— Ты попытался, — возразила Сьюзен.
— Правда? — спросил Томпсон.
Сьюзен кивнула.
Дженнингс снова надолго задержал на мне взгляд и тоже кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Поговорим об этом позже. Надо бы позвонить, Фил. Все наверх.
Рут что-то пробормотала.
— Что? — спросил Дженнингс.
Рут произнесла что-то себе под нос.
— Я вас не слышу, леди.
Рут подняла голову. Ее глаза горели.
— Я сказала, что она шлюха. Это она написала! Она! «Я ТРАХАЮСЬ. ТРАХНИ МЕНЯ». Думаете, это я написала? Она сама написала, сама на себе, потому что гордилась этим! Я пыталась ее научить хоть чему-нибудь, хоть какой-то дисциплине, показать, как вести себя прилично. А она написала это мне назло. «Я ТРАХАЮСЬ. ТРАХНИ МЕНЯ». Так и было, она со всеми трахалась. Вот с ним трахалась, это точно.
Она указала пальцем на меня. Потом — на Уилли и Донни.
— И с ним, и с ним тоже! С ними всеми трахалась! И маленькому Ральфи бы тоже дала, если бы я ее здесь не связала, чтобы никто не видел ее ног, ее задницу и ее дырку, потому что она, мистер, ничто иное, как дырка — женщина, которая только и умеет, что раздвигать ноги перед мужчиной, стоит только попросить. Да я ей одолжение сделала! Так что мне насрать на тебя и что ты думаешь. Чертов кусок мяса в форме. Солдафон. Дерьмо. Пошел ты! Это, черт возьми, одолжение…
