Вдыхаю и иду к двери с уверенностью каторжника на этапе.
За ней фрау Трёстер, кто же еще?!
— Чего желаете, уважаемая соседушка? — осведомляюсь с наигранным добродушием. Так бы и придушил старую кашолку!
— Желаю, чтобы вы прекратили водить в дом кого ни попадя, герр Рупперт, — отвечает та, уперев руки в бока. — Сначала эти ваши полуобнаженные профурсетки, а теперь… длинношерстные псины неизвестной породы.
— Почему же неизвестной, — парирую я не без удовольствия. — Это золотистый ретривер по кличке Лэсси. Выглядит так себе, да и характером вся в вас: склочное, зловредное животное.
У старушенции дыхание в горле застревает, что уже по-своему достижение.
— Ну, знаете, — старуха выпучивает огромные глазищи, — это вам так просто с рук не сойдет. Я никому не позволю себя оскорблять, особенно бессовестным юнцам, вроде вас, молодой человек. — Отступает от двери и тычет пальцем в мою сторону: — Я все-таки позвоню, куда следует, так и знайте: сообщу о бесчинствах, творящихся в этой квартире. — В руке у нее какая-то бумага, кажется договор на аренду, и она машет им перед моим носом: — Тут черным по белому прописано, что животных в этом доме держать нельзя, а у вас тут это…
Лэсси, как назло, усаживается рядом со мной, догрызая картонную сердцевину от рулончика с туалетной бумагой, — вот же глупое животное.
— Это, — гляжу на зловредную старушенцию, — скоро съедет. Можете спать спокойно! — и захлопываю дверь перед ее носом.
В тот же момент патлатое бедствие начинает скрести в нее своими когтями.
— Чего ты-то от меня хочешь? — взвинченный до предела, взрыкиваю я. — Катастрофа только-только тебя выгуливала, ты не можешь снова хотеть по-маленькому.
Лэсси подает голос. Вроде как понимает мое недоумение и хочет все объяснить…
— Хочешь по-маленькому? — снова спрашиваю я.
Молчит, глядя на меня своими карими собачьими глазами.
— По-большому? — интересуюсь, ощущая себя полным придурком, беседующим с безгласным животным.
Лэсси гавкает, выделывая телом какие-то безумные пируэты.
— Хочешь по-большому? — повторяю для уверенности, и эта псина снова повторяет свое собачье «да».
Час от часу не легче: собаке приспичило в туалет, а у меня на попечении попискивающий младенец, и я ума не приложу, как выгулять сразу обоих. Начинаю метаться по квартире в поисках телефона, однако вдруг понимаю, что у меня нет номера Катастрофы… Она просто мне его не давала. И пока я разыскиваю поводок готового вот-вот обделаться пса, попутно пихаю в поскуливающий детский рот розовую соску… Поводок находится далеко не сразу, но все же. Хватаю его с Лэсси на конце в одну руку, автокресло для новорожденных с писклявой девчонкой в нем — в другую и выскакиваю из квартиры, несясь вниз по лестнице со скоростью реактивного самолета.
Оказавшись на улице, Лэсси моментом выдергивает поводок из моих рук и уносится в близрастущие кусты. Итак, одной проблемой меньше! Осталось успокоить крикунью… Прохожу до ближайшей скамейки, улыбаясь довольно-таки симпатичной мамочке с двумя детьми: один самозабвенно возится в песочнице с лопаткой и ведерком, второй — спит в детской коляске. Никогда не считал дамочек с довеском в виде детей сексуальными, но эта действительно ничего себе: чуть за тридцать, слегка раздавшаяся в талии, но вся такая мягкая… податливая.
— Ваша собака убежала, — первой обращается она ко мне. — Похоже, ее сегодня не выгуливали.
— Знаете, выгуливали, — присаживаюсь на скамейку подле собеседницы, примостив детское креслице между нами. — Просто ее, кажется, снова приспичило…
Мы друг другу улыбаемся, и я ощущаю дикую потребность утишить стресс этого дня вот хотя бы соблазнением этой красотки… Легкая жертва, я бы сказал, но на безрыбье, как известно, и рак — рыба.
— У вас паучок в волосах, — протягиваю руку и касаюсь ее блондинистых волос. Женщина мгновенно покрывается ярким румянцем, тяжело сглатывает и отводит взгляд в сторону…
— Это ваш ребенок? — спрашивает она дрогнувшим голосом, и я понимаю, что положительный ответ лишь добавит мне дополнительных пунктов.
— Мой. — И спрашиваю: — Не знаете, как заставить его замолчать?