Сцена в кафе на солнечной парижской улице, лицо незнакомого мужчины возникли перед Лизой. Ей страстно захотелось вернуть те мгновения, вновь оказаться за столиком кафе, но уже зная, что незнакомец – ее отец. О боже! Она говорила такую ерунду! Она выглядела совершенной дурой! Нет, сейчас она нашла бы слова, чтобы заинтересовать его, чтобы он не ушел так быстро, чтобы встретился с ней вновь…
– Не плачь, не плачь! – опять всхлипнула Алина Владимировна вслед за дочерью. А Лиза предалась полноценной истерике – она рыдала, вздрагивала, постанывала. – Ну, прости меня, прости! Я виновата! Ах, Лиза! У меня швы разойдутся! Ой! Уже разошлись! Лиза!!!
Ничего у Алины Владимировны не разошлось. Ее отремонтированное личико выдержало бы и более внушительную нагрузку. Но она привыкла заботиться прежде всего о собственном комфорте. А сейчас ей было неудобно. Дочь рыдала на руле автомобиля и явно намеревалась устроить наводнение. И причиной ее слез была ошибка, совершенная Алиной Владимировной сто лет тому назад.
«Ну надо же! – подумала Алина Владимировна. – Зачем все? К чему эти бразильские страсти? Чудесная погода, ослепительный сентябрь, Сережа, новая физиономия… Жить да радоваться! И на тебе!»
Поток неистовых желаний захватил Илью, его засасывало в обжигающий водоворот, к нему тянулись руки, губы, лица, кто-то сумбурно шептал на ухо странные слова, божественные создания витали над ним, задевая тело невесомыми шелковистыми накидками, гладили прохладными легкими пальцами. Маша, любимая Маша целовала его лицо, прижималась щекой, смеялась счастливым смехом. У нее был ужасно холодный, мокрый нос.
Здоровякин вздрогнул и проснулся. На подушке примостился котенок и с наслаждением облизывал Илье то, без чего нельзя пройти фейс-контроль. Другой пушистый комочек тыкался в ухо. Третий пригрелся в районе солнечного сплетения. Четвертый привалился к пятке, а пятый комфортно расположился у бедра и сладко зевал, показывая розовый язык и рельефное нёбо.
Котята не одолели подъема на диван, где спала мамаша (Пульсатилла, как обычно, дрыхла на Валдаеве), и поэтому осчастливили своим обществом более доступного Здоровякина. Тот спал на полу. И он, если честно, предпочел бы спать с Марией, а не с выводком мокроносых котят! Но вопли возмущения звучали только в мыслях. Иначе Валдаев резонно ответил бы – ну и иди к Маше, кто тебя держит.
Здоровякин поэтапно избавился от котят, сгрузив их на холодный пол рядом с лежанкой. Котята, лишившиеся обогревателя и перины, дружно запищали. Встревоженная Пульсатилла спрыгнула с дивана и конечно же угодила прямо на Илью.
– Тебя не хватало! – грубо отпихнул мадам Здоровякин, избегая ее поцелуев. – Да что вы все меня так полюбили?!!!
У Ильи болело все, что в принципе могло болеть. Каждый сантиметр тела, любая ничтожная клеточка, самая последняя рибосоминка в клеточке ныли и постанывали. А как болела голова! О! Голова Здоровякина была сейчас сосудом звенящей, мучительной, пурпурной боли.
Понятно, почему он был так невежлив с домашней живностью.
Валдаев пошевелился во сне, но не проснулся.
– Спи, родной, спи, – ехидно буркнул Илья. – Представляю твою рожу, когда проснешься и вспомнишь, что вчера учудил в баре!
На кухне Здоровякин раздраженно хлопнул дверцей холодильника – словно холодильник был виноват в том, что пуст. Илья выпил бы чего-нибудь холодненького.
– А вы что здесь уселись? – спросил Здоровякин у котят. Пять маленьких пушистых шариков сидели на линолеуме и, задирая голову, таращились на недовольного великана. – Ваша канистра с молоком – там. – Илья указал в сторону комнаты, где осталась Пульсатилла.
По дороге в родное управление внутренних дел – а Здоровякин собирался просмотреть сводки на предмет обнаружения Поля Деманже – он, как слон на водопое, выдул два литра ледяного кваса. Потом у него, по обыкновению, прорезался аппетит, и пришлось тормозить у киоска горячего питания. Там Илья нагрузился четырьмя хот-догами и проглотил шесть пончиков с сахарной пудрой. Несложная процедура значительно улучшила его настроение.
К буйной радости Ильи, в милицейских сводках Поль Деманже опять не значился. Здоровякин боялся получить на руки труп. Но не получил. Илья выразил ликование по этому поводу артистично и нетривиально – исполнил сокращенный вариант танца маленьких лебедей. С кем поведешься – от того и наберешься. Долговременное общение с Валдаевым и экспресс-уроки Анн-Мари наложили отпечаток на нежную психику и поведение Илюши. Друзья-менты посмотрели на него с подозрением и спросили: «Этот Поль, он твой друган, что ли?» А снизу, с первого этажа, прислали гонцов с просьбой «не двигать мебель, пока у них планерка».
