Илья стоял под дверью собственной квартиры. Он ждал, когда ему откроют, и с удивлением прислушивался к сердцу. Сердце дергалось в рваном тахикардическом танце. Здоровякин почему-то страшно волновался.
– О, привет! – сказала Мария. – А ты что вдруг? В садик-то за детьми поедешь?
Да, муж заявился в неурочное время. Обычно он заезжал в детсад, конфисковывал спиногрызов и выслушивал от воспитательницы массу приятного о талантах детишек. Дома Илья молча передавал Маше близнецов и гордо удалялся, спиной выражая яростное несогласие с существующим положением вещей.
А сегодня почему-то приехал рано. И был феноменально разговорчив.
– Привет, – сказал он. И уставился на жену.
– Зайдешь? – предложила видоизмененная Мария.
Ее новая оболочка заставляла сердце Здоровякина болезненно и сладко сжиматься, и под дверью он волновался, вероятно, именно из-за этого. Жена по идее оставалась прежней – родная, знакомая до интимных нюансов Маша. Но благодаря искусной корректировке она стала чудо как хороша!
Здоровякина и предыдущая Маша – немного лохматая и как попало одетая – вполне устраивала. Теперь жена внезапно, без объявления войны, превратилась в шикарную женщину. В ее глазах появилось незнакомое выражение, она словно пробовала силы в новой роли, привыкала к ней, получала удовольствие от нового образа. Она узнала приятную надоедливость пристального мужского внимания, на нее теперь оглядывались, у нее выпрашивали «телефончик» всякие валдаевы (убил бы сволочей!). А всего-то – косметика, упаковка краски для волос, высокие каблуки и три килограмма дорогих шмоток.
Здоровякин горел в аду. Его терзали собственнические чувства. Он боялся за свое добро, боялся, что роскошную Марию у него уведут. Необходимо было что-то быстро предпринять! Но что? Призвать Машку к порядку, и пусть забудет про косметику и обтягивающие кожаные брюки, пусть вернется в прежние берега? Но она, несомненно, откажется, она с негодованием обзовет его ханжой и этим… как его… Валдаев недавно обозвал… троглодитом. Илья смотрел в словаре. Троглодит – это пещерный человек. Да, совершенно верно. Зачем пещерному человеку красивая, соблазнительная жена?..
Что же остается? Вернуться в семью? Но Илья дал слово, что не вернется домой, пока здесь хозяйничает, гремит горшками ненавистный студент Митя Рябухин. Клятва лежала на плечах Здоровякина гранитной глыбой, давила и не оставляла места для маневра. И Маша не шла на компромисс. Но ведь ей было гораздо проще пожертвовать бытовыми удобствами, привнесенными в ее жизнь проклятым гувернером, чем Илье отказаться от обещания! Да он скорее бы умер, чем отрекся от данного слова!
– Чаю хочешь? – улыбнулась Маша. Она была приветлива и явно обрадовалась визиту мужа.
Здоровякин придирчивым взглядом ревнивого араба оглядел домашнее обмундирование жены. Трикотажные лосины доходили до щиколоток. Это немного успокоило, так как, если бы Мария осмелилась при Мите щеголять в одной футболке (с голыми ногами!), не обошлось бы без убийства.
Но лосины были вполне целомудренны. К тому же – Здоровякина приятно кольнуло – Мария надела его, Илюшину, рубашку. Из-за несоответствия размеров одеяние болталось на жене наподобие африканского балахона-джаллабы.
– Где Эдик?
– Во дворе. Ты не видел?
– С этим? – нахмурился Здоровякин.
– Конечно с ним! – улыбнулась Маша. Она не хотела ссориться. – Я ведь не отпустила бы ребенка гулять одного. Он гуляет с Митей.
– Ясно.
– А я работаю.
– Понятно.
– У меня новый заказ. С «Петровским» я расправилась.
– Поздравляю.
Да, Маша снова погрузилась в работу. Но теперь она почему-то работала в другом режиме.
Пятнадцать минут ушло на выщипывание бровей. Мария не давала им уйти за границы, намеченные визажистом в салоне «Л’Ореаль». Маша и не представляла, что форма бровей так влияет на выражение лица. Теперь она бы ни за что на свете не сменила изящный росчерк с изгибом посередине, подобный фрагменту иероглифа, на то, что она носила на лице раньше.
Затем Мария сосредоточилась на заусенце. Раньше она беззастенчиво вгрызлась бы в него зубами, прихватила бы заодно и ноготь, да и соседние пальцы тоже. Славно бы потрудилась, укоротила бы ручки до локтей! Но теперь у Маши был потрясающий маникюр, его никак нельзя было грызть.
