— Знаю, — произнесла она. — Но мне приятно познакомиться с тобой лично. Александра, я — психолог, из тех, которые сотрудничают и с больницей, и с полицией. Ты понимаешь, о чем у нас пойдет речь?
— О разуме, — ответила я.
— Да, — подтвердила она. — Именно так. Пока врачи и медсестры лечат твое тело, мы займемся твоим разумом. Будем разговаривать о том, что ты чувствуешь, о чем думаешь. О том, что с тобой случилось, и о том, чего ты хочешь сейчас. Иногда в наших разговорах будут принимать участие следователи, а иногда мы будем беседовать с глазу на глаз. Когда мы будем разговаривать вдвоем — только ты и я, — все, что ты мне расскажешь, я не передам никому, это станет нашим секретом.
Она встала со стула и опустилась на колени перед моей кроватью.
— Секретом, понимаешь? — повторила доктор Кэй. — Это я тебе обещаю. Я понимаю разум другого человека, умею с ним работать. Верю, что могу привести его в порядок. Но читать мысли я не в силах. Поэтому мы должны быть честны друг с другом. Даже в том, о чем трудно рассказывать. Согласна?
Голос у нее немного сел.
— Согласна, — ответила я.
Доктор еще что-то говорила, но уже на ходу, отдаляясь от меня, и, когда я проснулась в следующий раз, ночью, ее уже не было в палате.
С тех пор доктор Кэй стала приходить каждый день. Иногда ее сопровождали двое следователей; были они и в тот раз, когда она рассказала мне, что Отец покончил с собой почти сразу после того, как я сбежала. Полицейские, прибывшие первыми, нашли его на кухне. Многократные попытки откачать его ничего не дали — помочь ему уже было нельзя.
Его пытались откачать? Интересно, они очень старались?
Вместо этого я спросила: «Как он это сделал?» Следователи посмотрели на доктора Кэй, а доктор Кэй смотрела на меня.
— Он выпил отравляющее вещество, — произнесла доктор. — Яд. По многим признакам понятно, что все было подготовлено, и заранее.
— В доме обнаружился большой запас яда, — пояснил один из следователей. — Мы думаем, что, возможно, готовилась грандиозная развязка.
Они снова переглянулись. На этот раз — с облегчением, как будто что-то, чего они опасались, обернулось лучше, чем они предполагали.
— Ну, ты как? Что чувствуешь? — спросила меня доктор Кэй.
— Не знаю.
Спустя час, оставшись в одиночестве, я сумела сформулировать ответ: «Я совсем не удивлена».
Мать, как они сказали, находилась в тюрьме. Этот яд предназначался и для нее, но она не стала его принимать; сидела в кухне на полу, положив голову Отца себе на колени; охраняла его тело, подобно собаке. О преданности собак написано столько книг — они не покидают хозяина даже после его смерти.
— А остальные? — спросила я.
— Тебе пора отдохнуть, — ответила доктор Кэй. — Поговорим завтра.
Сейчас я понимаю, какие трудности им тогда приходилось разрешать. С нами работала целая команда — наша новая большая семья: полиция, психологи, врачи. Они сутками стояли перед своими магнитными досками, на которых были прикреплены наши фотопортреты с именами. Под этими именами нас знал весь мир: мальчики — от A до Г, девочки — от A до В. Наши фото соединялись линиями, рядом с линиями — комментарии: «близкие отношения», «потенциальная жестокость», «взаимоотношения неизвестны». Схема обрастала все новыми деталями — предположениями или фактами, добытыми в больничных палатах. Карта нашей жизни выстраивалась, как рисунок созвездия в темном небе.
Часто мы с доктором Кэй просто сидели и молчали.
— Ну, как у нас сегодня настроение? Поговорим? — спрашивала она, а я была или уставшей, или у меня везде болело после очередной операции, или меня все раздражало: ее красивый наряд и невозмутимость, мое ощущение собственной неполноценности от того, как, по сравнению с ней, выгляжу я, лежа в этой постели, — какая-то птичья фигура, все линии тела не такие, какими им положено быть.
Но когда вместе с ней приходили следователи, она расспрашивала меня обо всем, что я помнила: не только об Эпохе привязывания и Эпохе цепей, но и о том, как мы жили до них, когда были маленькими. Мои слушатели записывали все подряд — даже то, что, казалось, совсем не относилось к делу, поэтому я старалась рассказать побольше: например, о книгах, которые нравились нам с Эви, или о том, как мы однажды ездили в Блэкпул на выходные.
