Мистер Йожин озабоченно зацокал языком.
— Ш-ш-ш… Надо поторжапливашщя, — сказал он. — Я шморжю, гошпода иж жамка жа вами пришлали экипаж, — человечек впервые посмотрел на доктора с толикой уважения.
Ватсон повернул голову, ожидая увидеть что угодно — хоть золотую карету, запряжённую грифонами. Однако возле чёрного дерева стояла самая обычная повозка с тентом. Возницы не было, лошади тоже.
— Шадичешь. Она ваш шама довежёт куда нужно, — разъяснил человечек.
— И на том спасибо, — вздохнул Ватсон. Потом, в порыве чувства, колеблющегося между великодушием и предусмотрительностью, достал из кармана несколько шиллингов и протянул их своему проводнику. Мистер Йожин пробормотал нечто вроде благодарности.
Через несколько минут доктор кое-как устроился на узкой доске, выполнявшей роль сиденья. Полы дождевика он спустил вперёд, трость пристроил вертикально. Невольно подумал, что со стороны он сейчас выглядит, как типичный сельский лекарь, спешащий на вызов.
— По шторонам не шмотржите, — советовал Йожин, подавая доктору его саквояж. — Нишего интержешного не увидиче, а ехать дольше бужече.
— Почему? — поинтересовался Ватсон.
— Живой шеловек, когда шмотржит, вшё оштанавливает, — туманно объяснил Йожин. — Как бы это шказачь… — он прищёлкнул пальцами. — Людям вшегда нужна… не знаю как по-английшки… что ришуют… кажчинка, что-ли. Но у людей вржемени много, а у наш тут его мало. Вот вы и тржачиче швоё шобштвенное вржемя, а потом жалуечешь. Лучше вшего — вообще гжажа жакржойте. Домчичесь мигом. Только уж тогда не подгжядывайче. Можече, э-э-э… упашть, — последнее слово человечек сопроводил энергичным жестом.
— Я могу сконцентрироваться и впасть в транс, — без уверенности сказал Ватсон, вспомнив уроки, которые брал у профессора Уильяма Клейста из Общества Психических Исследований.
— Не штоит, миштер, — ирония в голосе мистера Йожина обозначилась совершенно отчётливо, а угодливость куда-то пропала. — Вы шлишком ждржавомышлящий джентчьмен, чтобы впашть в тржанш.
— Ну, в общем… — Ватсон смутился, вспомнив, что сказал ему профессор Клейст после месяца — напрасных занятий. — Наверное, вы правы. Мы ещё увидимся?
— Кто жнаеч, — вздохнул человечек. — Вшякое может шлучиччя.
— В таком случае — счастливо оставаться, — доктор в очередной раз подумал, что выглядит сейчас крайне глупо. Потом подобрал под себя ноги и прикрыл глаза.
— Шщасштливо добржачьша, мишт… — голос маленького человечка истончился и пропал где-то за спиной.
Ватсон на всякий случай зажмурился покрепче. Что-то ему подсказывало, что глазеть по сторонам и впрямь не стоит.
Странный это был путь — в полной темноте, даже без того остаточного света, который обычно брезжит из-под закрытых век. Никакого движения тоже не ощущалось — но не было и чувства, что стоишь на месте. Ватсон прислушался к себе и ощутил нечто вроде медленного ветра, пронизывающего тело и душу — как будто что-то невесомое плыло прямо сквозь него. Такое он испытывал иногда на спиритических сеансах, непосредственно перед явлением духов: словно внутри живота открыли форточку. Но тогда это было мгновенным и острым ощущением, а тут что-то плыло и плыло сквозь него, и это пугало.
Чтобы отвлечься, Ватсон принялся перебирать в уме свои последние решения и поступки.
Меры на случай его внезапного исчезновения приняты: большое письмо сэру Джеймсу Гейслопу, председателю Общества Психических Исследований, в котором он подробнейшим образом описывает свои последние изыскания, и аналогичное письмо Холмсу в Суссекс, будут отправлены через месяц, Картрайт об этом позаботится. Личный архив надёжно упакован и готов к отправке в Кембридж. Примерная опись самых важных бумаг приложена, Картрайт позаботился и об этом. Очень толковый малый. Он оставил ему кое-что по завещанию. Остальное — Обществу. Могут быть проблемы с правами на ранние сочинения: его старые литературные опыты всё ещё популярны. Но на такой случай у Общества есть адвокаты.
Может быть, всё-таки стоило что-нибудь завещать церкви? Этого жеста от него ждут… но — нет. После всего того, что он узнал за годы увлечения спиритуализмом, он не может даже косвенно способствовать распространению грубого, косного невежества, веками стоявшего на пути истинного познания духовного мира…
