Караван собрался воедино в водах Северной Атлантики, у западных берегов Англии. Теперь это был большой отряд кораблей, растянувшийся на много миль по морю. Даже в ясную погоду не видно было его конца и края. Сорок американских и английских транспортов, груженных танками, самолетами, станками, боеприпасами и продовольствием, шли строем фронта восьми кильватерных колонн, по пять в колонне, строго соблюдая дистанции, шли, как караван неторопливых верблюдов, равнодушно переваливаясь во холмистой степи моря.
Вокруг каравана сновали быстрые миноносцы, готовые поразить вражескую подводную лодку глубинными бомбами; сторожевые корабли словно вглядывались в глубину моря своими наклонными мачтами; авианосец, как на раскрытой ладони, нес на себе двенадцать самолетов, готовых каждую минуту катапультироваться; эсминец — эта плавучая крепость с многочисленными, различного калибра пушками и пулеметами — походил на старинный шотландский замок с причудливыми башнями. Транспортные пароходы и охраняющие их военные корабли — все вместе и называлось конвоем.
На флагманском корабле помещался командный пункт с адмиралом — командиром конвоя во главе; на одном из транспортов располагался командный пункт командора — начальника транс-портных кораблей. Сигнальщики на высоких мачтах с биноклями и свистками в руках просматривали море.
Конвой шел противолодочным зигзагом: по команде с флагманского корабля весь конвой резко менял курс каждые пятнадцать — тридцать минут, чтобы обмануть вражескую разведку, сорвать атаки подводных лодок. Антошке с верхней палубы были видно только два-три корабля, остальные скрывались в туманной дымке. Порой налетал мокрый снег, или, как называют его моряки, снежный заряд, и тогда с кормы не было видно носа даже своего корабля.
На пароходе шла размеренная напряженная жизнь. В любую минуту могли затрещать во всех помещениях звонки — ударить колокола громкого боя, объявляющие тревогу, опасность подвод-ной или воздушной атаки.
Рядом с Антошкой стоял доктор Чарльз. Он держал сигарету, повернутую горящим концом внутрь ладони, чтобы ее не разметал ветер, и время от времени подносил сигарету ко рту. С губ доктора срывалось дымное облачко и уносилось в океан.
Снежный заряд миновал, и среди серого нагромождения облаков, низко опустившихся над морем, вдруг показался кусочек яркого синего неба, как горное озеро среди скал.
— Погода здесь меняется, как в кино, — заметил доктор. — Вот когда пройдем Фарерские острова и выйдем в Норвежское море, будет похуже: там всегда в это время года штормит.
— А где мы сейчас? — поинтересовалась Антошка.
— На востоке от нас северная оконечность Англии, там располагается главная военно-морская база Великобритании — Скапа-Флоу, что-то вроде вашего Кронштадта.
Серые облака сомкнулись над синим озерком, и снова налетел снежный заряд.
— Пойдемте вниз, — предложил доктор, — не то вы схватите насморк.
Спустились по трапу вниз, зашли в теплую кают-компанию. Пикквик подбежал к Антошке, прыгал вокруг нее, скулил, выговаривал хозяйке за то, что она оставила его одного, и просился на руки. Он не любил одиночества. Антошка скинула шубу, положила Пикквика на колени и поглаживала его по шерсти. Щенок продолжал скулить.
— Молчи, Пикквик, не то тебя услышит враг, — кивнула Антошка на знакомый плакат, прикрепленный к переборке.
Доктор внимательно посмотрел на девчонку.
— Хотите, я расскажу вам интересную историю, из которой вы поймете, почему важно уметь молчать не только во время войны, но и в мирное время.
— Очень хочу! — воскликнула Антошка.
— Я вспомнил эту историю, когда говорил вам о Скапа-Флоу… — начал доктор, раскуривая новую сигарету.
Пикквик сунул нос под мышку хозяйке и замер; он, наверно, тоже приготовился слушать.
— В маленьком шотландском городе на берегу Северного моря жил часовых дел мастер. Много лет жил. Звали его онкел Питер, а потом прошли годы, и не только дети, но и взрослые стали величать его грэндфазер Питер. Откуда и когда он приехал в этот город, никто не помнил, но главную улицу города невозможно было представить без маленькой мастерской с чисто вымытым окном на уровне тротуара, в котором всегда виднелась согбенная фигура дедушки Питера с круглой лысиной на затылке, с неизменной лупой в глазу и пинцетом в руках. Дедушка Питер жил на виду у всего города. Окно его завешивалось только в погожие дни, чтобы бьющее в стекло солнце не мешало работать. Но так как в Шотландии мало солнечных дней, то и окно завешивалось редко.
