Шофер осторожно объехал группу молоденьких девушек в защитных комбинезонах и пилотках, кокетливо державшихся на пышных волосах. Девушки тащили на веревочках баллон воздушного заграждения. Ветер колыхал огромное серое туловище баллона, и он казался живым.
Машина остановилась у четырехэтажного каменного здания, вернее, у сохранившегося крыла его. Здесь помещался пансион, адрес которого Елизавете Карповне вручили на аэродроме.
Елизавета Карповна отсчитывала деньги. Антошке не хотелось, чтобы ее принимали за шведку, и она сказала шоферу:
— А мы не шведки, мы русские и возвращаемся домой. Завтра, наверно, будем уже а Москве.
Старик взглянул на девчонку и протянул обратно деньги, которые собирался уже положить в кошелек.
— С русских денег не возьму.
— Но вы же на работе, это не ваш автомобиль, прошу вас, возьмите, — упрашивала Елизавета Карповна.
Шофер решительно захлопнул дверцу машины и включил газ. На прощание крикнул:
— Храни вас бог!
Хозяйка пансиона встретила приветливо. Это была женщина лет сорока пяти, с белокурыми крашеными волосами, яркими карими глазами, подтянутая, живая. У нее были густо подведены брови, причем одна бровь нарисована значительно выше другой, что придавало лицу удивленное выражение. Видно, ей некогда было заниматься косметикой, и ада по привычке, без зеркала, наугад, рисовала на лбу черные как смоль брови.
— Меня зовут Мэри Павловна, — представилась она. — Я русский челофек, родилась в город Могилев, мне было три годов, родители приехали в Англия. У меня всегда живут русские люди.
Хозяйка пересыпала свою русскую речь английскими словами, и понять ее было не так-то просто.
— Пожалста, налефт, — говорила она, — ваш рум, ваш дом, номер один.
— Не дом, а комната, — поправила ее Елизавета Карповна.
— Извиняйть! — засмеялась Мэри Павловна. — Стирать голову и руки можно в басрум направ.
— Мыть голову и руки, — поправила уже Антошка.
— Через час будем ленчевать, — сказала Мэри Павловна, взглянув на часы-брошку, приколотую к карману блузки.
— О, это звучит совсем страшно! — заметила Елизавета Карповна. — По-русски надо сказать «будем завтракать».
В маленькой комнате, оклеенной темными обоями, было неуютно, пахло каменным углем и сыростью. Угол комнаты, видно поврежденный бомбой, был заделан на потолке свежими, нестругаными досками.
Присели за стол, и хозяйка сказала, что гости должны сдать паспорт, чтобы получить «рейшенкартс» и «пойнте» — продовольственные карточки и талоны, что горячей воды нет, утюг можно нагреть на кухне, камин топится «натюрель» — брикетами угля, за которые надо платить отдельно.
«Велик и труден русски язык», «По одьёжке прогивайт ножки», «Чьёрт возьми», — пересыпала она заученными фразами разговор, и видно было, что это своего рода сервис — обслуживание шуткой.
Елизавета Карповна пыталась говорить с хозяйкой по-английски, но Мэри Павловна уверяла, что ей легче управляться с русским. На обоих языках она говорила одинаково плохо; впрочем, это ее, кажется, не смущало. Веселая и энергичная, она вся была поглощена делами своего пансиона — это был ее мир, ее жизнь. И вдруг она как-то обмякла и, снимая пальцами с ресниц слезы, чтобы не размазать грим, всхлипнула.
— О товарищ мадам, — жалобно сказала она, — как тяжело, когда у человека нет фазерланд!
— Нет родины, — подсказала Елизавета Карповна.
— Да, да, родины. Для английских я русская, для русских я иностранный человек. Кто я? Жизнь очень трудно. Нет родина.
Но Мэри Павловна поборола минутную слабость.
— Надо работа, работа, работа, тогда хорош, и надо победа, победа, тогда я поеду в Могилев на свой родина. Много русские хотят ехать умирать на родин, я хочу ехать жить. Правда, можно немножко жить? Я много, много вязал шарф и пуловер, посылал русски солдат.
Мэри Павловна расспрашивала о Москве, о положении на фронтах.
Антошка уселась на подоконник и сквозь мутное стекло смотрела на кладбище домов.
На противоположной стороне улицы несколько мужчин и женщин разбирали развалины. Они вытаскивали из груды мусора уцелевшие кирпичи, сбивали с них наросты цемента, отряхивали от пыли и сносили вниз к грузовику. Из этих кирпичей будут строить новый дом.
