Из второго подъезда выбежала Ева. В брюках и свитере она была похожа на мальчишку.
Антошка пригласила Еву к себе на санки. Ледяная горка спускается прямо со двора к шоссейной дороге, а за дорогой — железнодорожная станция.
Полозья завизжали по льду, и санки помчались вниз так, что дух захватывало; струи холодного воздуха выбивали из глаз слезы. У самого шоссе Антошка затормозила: к станции подходил длинный товарный поезд. На платформах под брезентовыми чехлами, присыпанными снегом, топорщились, выступали железные фермы, дула пушек, крылья самолетов. Через каждые две-три платформы вагон с солдатами.
— Пришел немецкий поезд, — сказала Ева, — пойдем посмотрим.
Вдоль железнодорожной насыпи уже выстроились мальчишки и девчонки с санками и лыжами.
Заскрежетали железные засовы, раскрылись вагоны. Через поперечные балясины, расталкивая друг друга, выглядывали солдаты в серо-зеленых шинелях.
— Гутен таг! — кричали немцы, осматривая завистливыми глазами выстроившихся ребят — крепких, розовощеких, веселых.
— Гутен таг! — ответил мальчишка в толстом синем свитере.
Остальные ребята промолчали. Мальчишка с лыжами на плече, из которых одна была красной, а другая голубой, со знанием дела рассматривал платформы.
— В Финляндию везут, на русский фронт… Самолеты «Фокке-Вульф-190», а на той плат-форме танки «тигр»… шестиствольные минометы… полевые пушки, калибр сто пять Миллиметров, — определял он спрятанные под покрышками орудия. Может быть, он ошибался, но мальчишки верили ему и повторяли: «Ого! Сто пять миллиметров!»
Антошка широко раскрытыми глазами смотрела на солдат. Перед ней были враги. На платформах закутанные пушки и самолеты, которые через несколько дней будут обстреливать и бомбить советские города и деревни, убивать советских людей.
Антошка — лицом к лицу с врагом, с санками в руках, стоит и смотрит.
— Каждый день немцы везут оружие в Финляндию, — сказала Ева. — Из нашего окна видно. Но большей частью они проезжают Стокгольм ночью.
Два ефрейтора шли вдоль состава с ведрами, в которые солдаты выгребали из котелков остатки пищи. От ведер шел пар и разносил запах прелой капусты, картошки.
В хвостовом вагоне раздвинулись двери, и сквозь щели деревянного щита просунулись пятачки свиных морд. Свиньи нетерпеливо повизгивали в ожидании обеда.
Германское командование к каждому воинскому эшелону прикомандировывало для откорма свиней. Пусть отбросы зря не пропадают, решили расчетливые фрицы. И каждый немецкий поезд, останавливающийся на шведских станциях, жители опознавали по громкому хрюканью полуголодных свиней — остатков от солдатских обедов и ужинов было не так уж много.
— Свинур! Свинур! Швейне! Швейне! — весело закричали мальчишки, как только раздвинулись двери хвостового вагона.
Фрицы приняли это на свой счет. Так их встречали французские мальчишки. Это прозвище бросали им в лицо поляки, чехи, сербы. Все народы в Европе определяли этим словом степень благородства гитлеровских солдат, отказывая им тем самым в праве называть себя людьми.
Пожилой гитлеровский солдат, прошедший по всем странам Европы и чудом уцелевший, слышал эту кличку больше других. Он выставил вперед руку и, составив из большого и указательного пальцев нечто вроде пистолета, целился в мальчишек и грозно кричал:
— Пиф! Паф!
Град снежков был ответом на угрозы фашиста.
— Хайль Гитлер! — крикнул грозно гитлеровский солдат, крикнул так, словно посылал проклятия на этих белоголовых и синеглазых мальчишек и девчонок.
— Гитлер капут! — что есть мочи крикнула Антошка.
— Гитлер капут! — хором поддержали мальчишки.
— Гитлер капут! — озорно крикнула Ева.
Мальчишки срывали с рук варежки и, раздвинув указательный и средний пальцы, поджав остальные, стали грозить фашистам.
Это был международный знак антифашистов, означающий букву «V», или «Виктори» — «Победа». Этот знак все чаще и чаще встречали гитлеровские солдаты начертанным на стенах домов и на дорогах и каждое утро стирали эти знаки со стен вагонов. Этот знак преследовал их всюду, и теперь слухи, проникая в Германию через все заграждения и трещотки, о готовящемся мощном контрнаступлении советских войск приобретали особую силу, пугали, заставляли думать о будущем.
