— Меня интересует вопрос о социализации.
Антошка стала быстро соображать, что означает это слово. «Социализм» — это понятно, «социальный» — это слово Антошка тоже знает, но вот что такое «социализация»?..
Но мама уже спешила на помощь.
— Я вижу, моя дочка чем-то озадачена? — спросила она.
— Наш женский журнал, в котором я сотрудничаю, абсолютно беспристрастный. Мы одинаково интересуемся прогрессом в Германии и жизнью в России. Никому не отдаем предпочтения. Вы понимаете меня? — громко спросила журналистка.
— Да, я понимаю.
Мама умела так улыбнуться, что никогда не узнаешь, о чем она думает, а вот у Антошки на лице всегда все написано, и она вовсе не умеет заставить себя быть любезной, если ей что-то не нравится.
— Наших читательниц интересует, как организована у вас социализация детей, — продолжала журналистка.
Вот тут и мама растерялась. Антошка поняла, что мама тоже не знает, что такое социализация.
— А что это такое? — не постеснялась спросить Елизавета Карповна. Брови у нее высоко поднялись вверх, и где-то внутри глаз дрожали смешинки.
— Мы-то знаем, что такое социализация, — значительно сказала журналистка, словно мама хотела схитрить. — Нам известно, что, когда у вас рождаются дети, они переходят в собственность государства. Нам неизвестны только некоторые детали. Ну, например, мы не знаем — имеют ли право родители давать детям имена по своему выбору, могут ли они навещать их? Знают ли дети своих родителей?
Антошка перевела недоумевающий взгляд с журналистки на маму. У мамы собрались веером смешинки у глаз, и она еле сдерживала их, чтобы они не разбежались по всему лицу.
— Вы понимаете меня? — спросила журналистка.
— Я понимаю, что вы говорите, но только у вас странное представление о нашей жизни. — Мама обняла Антошку за плечи, словно эта дядететя хотела отнять ее. — У нас никакой социализации нет.
— Отменили?
— Нет, у нас никогда ее не было.
— Странно, — передернула плечами журналистка. — Мы располагаем точными данными.
— Вероятно, из ненадежного источника, — высказала предположение мама.
— Из немецкого женского журнала.
— Я так и полагала.
Чтобы переменить разговор, журналистка спросила:
— Вы, как видно, интеллигентный человек. У вас есть профессия?
— Да, я врач, — ответила Елизавета Карповна.
— Врач? — удивилась дядететя. — Значит, у вас есть капиталы?
— Нет, — улыбнулась мама. — Когда я училась — получала от государства стипендию, немного зарабатывала уроками.
Дядететя прищурилась.
— Вы хотите сказать: за то, что вы учились, платили не вы, а платили вам?
— Вот именно. Я знаю, это удивляет многих иностранцев. В некоторых странах на врача нужно учиться десять лет и платить профессорам за лекции, за сдачу экзаменов, за пользование лабораториями, анатомичкой. Для этого надо быть состоятельным человеком.
— Благонадежный человек может получить ссуду в банке, — добавила журналистка.
— Я это знаю, — спокойно ответила мама. — За эту ссуду врачи расплачиваются всю жизнь и поэтому вынуждены брать большие деньги с пациентов.
— Вы хотите сказать, что берете с ваших пациентов меньше?
— Нет, в нашей стране лечение бесплатное. Журналистка иронически улыбнулась.
— Я хотела вас спросить, что вы думаете об исходе войны, кто победит, но едва ли я получу от вас беспристрастный ответ, — заметила журналистка и сердито перечеркнула в блокноте все, что успела записать. — Так со мюккет![1] — с трудом раздвинула она в улыбке губы.
— Вар со гуд!>[2] — весело ответила мама.
Фру Седерблюм, видя, что гости собираются расходиться, взяла маленький поднос и стала обходить дам. Женщины раскрыли сумочки, достали конверты.
— За каждый кусочек торта или кекса прошу оторвать сто граммов хлеба, — сказала хозяйка.
Все стали отрывать крохотные талончики на хлеб.
Антошка показала маме три пальца.
Одна дама забыла свои карточки дома и была очень смущена.
— Завтра мы увидимся с вами на выставке, — сказала она хозяйке, — и я непременно принесу. Фру Седерблюм кивнула.
— И кстати, — обернулась к гостям дама, которая забыла карточки, — на выставке, говорят, будут представлены последние работы Его Величества. Каждое рюэ, которое выткал Его Величество, — это настоящее произведение искусства. Очень рекомендую посетить выставку. Вы будете очарованы.
