— Вы решили остаться в море в одиночестве? — вскричал Паррот. — Вы знаете морской закон военного времени? Отстать — значит погибнуть. Против вашей разбитой галоши не нужно волчьей стаи субмарин, достаточно одной подводной лодки, одного торпедного катера, одного-единственного бомбардировщика, чтобы пустить нас ко дну.
Капитан вытащил из кармана трубку, набил табаком и вертел в руках, не решаясь закурить в каюте больного.
— Я разрешаю вам курить, — милостиво сказал Паррот.
Мистер Эндрю сердито сунул трубку в карман.
— Благодарю за разрешение. Я все отлично понимаю, и все же у меня сейчас больше шансов сохранить судно, людей и груз.
— Сумасшествие! Идти одному или идти в конвое, когда вас охраняет целая эскадра!..
— И эта же эскадра безжалостно уничтожит корабль и пустит на дно грузы, если в корпусе судна образуется малейшее повреждение? Так было вчера, когда соседний транспорт напоролся на мину и на пароходе вспыхнул пожар, — огонь можно было погасить. И что же? Пароход расстреляли, потопили сотню танков. Я не хочу подвергаться этой же участи. Не мне вам объяснять, что значит потерять корабль.
— Отстегните дурацкие ремни! — приказал Паррот.
Капитан нажал кнопку звонка.
— Дайте мне сигарету, — попросил Паррот, — я потерял свою трубку.
— Сейчас прикажу принести.
Вошел Мэтью.
— Освободите ремни, — приказал капитан, — и, когда волнение усилится до пяти баллов, пристегните снова. Принесите, пожалуйста, сигареты для мистера Паррота.
Стюард быстро отстегнул широкие джутовые ремни, вынул из кармана пачку сигарет и протянул командиру. Мистер Паррот сжал зубами сигарету — руки у него были забинтованы.
— Можете идти. Спасибо, — кивнул старику Макдоннел.
Паррот затянулся и присел на койке. Это было менее унизительно, чем лежать распластанным да еще привязанным. Макдоннел тоже раскурил свою трубку.
— Я требую доложить от моего имени командиру конвоя следующее… — властно заявил Паррот, передвинув в уголок рта сигарету.
— Не могу исполнить вашей просьбы, сэр. Мы пройдем севернее Шпицбергена, конвой же идет южнее острова.
— Сто тысяч чертей! — в сердцах воскликнул Паррот. — Севернее Шпицбергена немцы приготовили не одну минную ловушку, наша разведка подсунула немцам дезинформацию, что конвой пройдет именно у ледовой кромки. — Паррот оттянул от горла ворот рубашки, задохнулся и повалился на подушки.
— Видите, вам вредно волноваться, сэр, тем более что вы изменить ничего не можете, вы мой гость, а на капитанском мостике остаюсь я.
— Можете вы послушать разумного совета?
— Охотно.
— Выходите на маршрут конвоя. Я отлично помню генеральный курс. Запишите… — уже не требовал, а просил Паррот.
— Нет, благодарю. — Макдоннел раскурил свою погасшую трубку и вытолкнул из себя облако дыма.
Парроту стоило больших усилий подносить забинтованной рукой сигарету ко рту, и он выплюнул ее на пол. Потревоженная рука заболела, и он невольно охнул.
Макдоннел затоптал ногой окурок и в знак солидарности выбил свою трубку в пепельницу.
— Черт вас дернул спасать меня, — выругался Паррот, — я не просил о помощи, я был бы сейчас вместе со своим кораблем, а не жалким пассажиром на этой проклятой посудине.
— Уверяю вас, что мы достигнем Мурманска.
— Если вы выйдете на главный маршрут, — упрямо повторил Паррот.
— Мы уже оторвались от конвоя, — развел руками капитан. — И, чувствуете, мы развиваем ход, идем не меньше двенадцати узлов и не теряем времени на противолодочный зигзаг. Я намерен соединиться с конвоем восточнее острова Медвежьего, когда охранение примут на себя русские. Тогда мы с вами будем чувствовать себя в безопасности.
— Вы доверяете русским больше, чем нашему адмиралтейству? — ядовито заметил Паррот.
— К сожалению, сэр, это так. История с конвоем «Пи-Ку-семнадцать» самая страшная страница британского флота и… самая позорная.
— Это был тактический маневр. История рассудит.
— История осудит нас, сэр.
— Не нам с вами судить о действиях командования, вы не знаете, чем руководствовались адмиралтейство и наше правительство.
— Вы участвовали в эскортировании конвоя «Пи-Ку-семнадцать?» — спросил Макдоннел.
