Но Наталью Владимировну настолько потрясло случившееся, что она, похоже, даже не заметила исчезновения мужа. На другой же день она взяла очередной отпуск, потом оформила две недели без содержания, а потом… Потом — ей пришлось увольняться оттуда, где она проработала двадцать лет, где была уважаемым человеком — ну как объяснить коллегам, начальству, что у нее произошло?
Сжав губы, долгими ночами сидела она у Аниного изголовья, лишь изредка наведываясь в комнату сына, — ей невозможно было смириться с мыслью, согласиться с тем, что в ее доме вырос насильник, подонок, конченый человек…
Славка, видимо, очень хорошо понимал состояние матери, поэтому старался лишний раз не беспокоить ее своими просьбами. Ему вообще было немыслимо стыдно смотреть ей в глаза, он забирался под одеяло с головой, вспоминал происшедшее, ужасался и — плакал.
В пятнадцать лет, за два месяца бесконечных ночных болей и бессонниц, Славка враз повзрослел, даже как-то постарел. Куда только девалась его бесшабашная качковская наглость, готовность кого-то высмеять, унизить, задеть — весь он стал обнажённым нервом, весь превратился в сплошную боль…
За все два месяца мать ни разу ни о чём серьезном не спросила Славку, не попросила рассказать, как и почему всё произошло, и он лежал, обливаясь потом при одной только мысли о том, как он будет рассказывать маме обо всей этой гадости. Но еще больше его страшила, насмерть пугала мамина отстраненность, отрешенность: она делала ему уколы, она его кормила, перевязывала, переодевала, но ни единого раза она не пожалела его, не погладила по голове, не шлепнула хотя бы — она вела себя так, как вела бы, будь на его месте любой другой больной, абсолютно посторонний ей человек…
Еще не осознав по-настоящему весь ужас постигшей его трагедии, однажды ночью он вдруг явственно услышал дядькин голос: «Выздороветь-то он выздоровеет, куда он денется, но мужика-то, нет уже и не будет». Он подскочил, весь в холодном поту, прислушался — вроде бы никого в доме, кроме Ани и мамы в соседней комнате, не было. А между тем дядькин голос звучал так явственно…
В безумном страхе, ничего не соображающий Славка сполз с кровати и пополз к матери…
Она, как всегда, сидела с Аней, о чём-то глубоко задумавшись. Резко похудевшая от свалившихся на нее переживаний, мама, тем не менее, стала выглядеть как-то поразительно молодо, ярко, она была почти девочкой в своем легком ситцевом халатике, и Славка, на четвереньках, с пола, оторопело всматривался в ее лицо…
Наталья Владимировна, очнувшись от своих невеселых дум, увидела, наконец, ползущего к ней на коленях сына, и странное смешение чувств — брезгливости, жалости, любви и ненависти — промелькнуло на ее молодом красивом лице. Ничего не говоря, молча, она вскочила со стула, подхватила сына, тоже исхудавшего, маленького, с горящими от боли глазами — он только глухо застонал — и увела его.
— Мама, — горячо зашептал Славка, схватил ее за руку, обливаясь слезами, — мамочка, милая, скажи мне что-нибудь!.. Мама, мне страшно, как я буду жить… простишь ли ты меня, мама?
— Не у меня ты должен просить прощения, сынок, — чересчур спокойным голосом произнесла мать, безуспешно пытаясь вытащить свою ладонь из его цепких горячих пальцев, — не у меня, а у этой вот девочки, которую вы сделали инвалидом. Вот простит ли когда-нибудь тебя она?
— Мама, мамочка, я всё понимаю, но я об этом даже думать боюсь, — рыдал Славка, уткнувшись в мамины колени. — Мама, что мне делать?!
— Не знаю, сын, — всё так же страшно ровно ответила Наталья Владимировна. — Спросил бы ты у меня это, когда собирался со своими дружками тащить Аню в подвал, я бы тебе тогда сказала, что делать. А сейчас — сейчас я ничего не знаю и сама…
…Первое время после случившегося Анины родители пытались, как и положено любящим отцу и матери, навещать дочку каждый день, после работы. Мама пыталась плакать, отец, наоборот, умудрялся глупо, неловко шутить. Аня терпела их визиты в течение недели. Однажды, когда отец с матерью снова явились вечером проведать ее, Аня при виде их безобразно скривила и без того изуродованное лицо и, прошептав нечто нечленораздельное, очень выразительно показала родителям рукой на дверь. Оба они растерялись.
