— Остаться. Отход наш маскировать. Сдерживать этих, из Лермонтовки, сколько сможешь.
— Наш отход?
— Мой, Катерины и тарелки.
Сокольничий тщательно прожевал огурец, запил рассолом из большой жестяной кружки, вытер замасленным рукавом рот.
— Ну?
— Если так надо, то останусь, Ионыч.
Помолчали.
— Жалко мне тебя оставлять, — сказал Ионыч. — Да и надо ли? Надолго ты их всё равно не задержишь.
— Я попробую, Ионыч.
— Стрелок из тебя как из говна пуля, — небрежно заметил Ионыч. Глянул через плечо: Катенька, охая и ахая, возила шваброй возле трупа.
— Для начала надо похоронить наших мертвецов, — решил Ионыч. — А то не по-людски как-то.
— Что ж мы, звери, что ли? — согласился Федя, вставая. — Похороним.
Похоронили Владилена Антуановича в снегу возле круглого катка за домом. Ионыч снял шапку и пробормотал:
— Ты уж не серчай, почтенный Владилен Антуанович. Не со зла полбашки тебе отстрелил, ох не со зла, а по строжайшей необходимости. Зато смотри, какое место для могилы тебе выбрали: катайся на коньках хоть каждый вечер, пусть и в призрачном бестелесном состоянии.
— А можно мне покататься на коньках, дядя Ионыч? — спросила Катенька, зябко кутаясь в дырявое пальтецо.
— Нашла время, дура. — Ионыч нахмурился. — В такой трагический момент на коньках кататься!
— Не чувствую я момента, дяденька, — призналась Катенька. — В голове будто туман какой-то, плохо очень соображаю. Кажется мне, что смерть моя приходит. Только из глубины сознания мысль выныривает: хорошо бы перед смертью на конечках покататься.
— Лапушка. — Федя шмыгнул носом. — Ионыч! Может, разрешим красотульке нашей на конечках покататься?
— Сбрендил, что ли? — Ионыч толкнул Катеньку в руки сокольничему. — Нет у нас времени на всякие глупости. Идите в дом. Собирайте вещички, скоро выезжаем.
— А водитель?
— Да он и так похоронен уже. Снега сверху чутка накидаю и порядок.
Сокольничий взял Катеньку за руку и повел в дом. Ионыч положил лопату на плечо и грузно потопал к вездеходу. Вездеход порядочно присыпало снегом, и он походил на раненого снежного тура, мохнатого и беспомощного. У обочины в снегу темнела дыра. Ионыч подошел к дыре и заглянул внутрь.
Водителя не было.
Ионыч уронил лопату, схватил ружье, повел стволом, огляделся.
Тишина.
Гладкое белое поле, полоса леса на западе, неглубокий овражек. Поседевший от снега вездеход.
— В кабине прячешься, дружище? — спросил Ионыч громко. — Выходь, не трону!
Тишина.
— Ты пьешь, родной? — спросил Ионыч, осторожно приближаясь к вездеходу. — Хошь самогоном угощу? Отличный самогон, натуральный, не какая-нибудь водочка для хиляков. Настоящий мужик только такое и должен пить, чтоб вкус жизни чувствовать. Жизнь она такая, родной: на вкус дерьмо, но так пьянит, что не захочешь с ней расставаться.
Ионыч открыл дверцу вездехода, сунул в кабину ствол. В кабине было пусто. Нависал над прикуривателем одноглазый плюшевый мышонок. На сиденье лежала консервная банка. Ионыч взял банку свободной рукой и прочитал: «Бычки в томате».
— Бычки любишь? — закричал Ионыч, бросая банку в снег. — Может, ты и с выпивкой не дружишь? Тогда вот такое предложение: кувшин с настоем иван-травы. Мужскую силу увеличивает на порядок! Хочешь? Целый кувшин!
— Хочу, Ионыч, — сказали за спиной.
Ионыч развернулся и чуть не пальнул. Грязно выругался: перед ним стоял сокольничий.
— Чего тут делаешь? — со злостью бросил Ионыч.
— Услышал, как ты шумишь. Думал, помощь нужна.
— Нужна, — буркнул Ионыч. — Водила куда-то сбежал.
— Ты же сказал, что он подох.
— Подох-то подох, да не подох, — замысловато ответил Ионыч, схватил Федю за рукав и потащил к яме. — Ну-ка прочти следы. Куда этот стервец ушел?
— Нету тут никаких следов, Ионыч, — тихо сказал Федя. — Пустая яма в снегу и только.
Ионыч побагровел:
— Ты что хочешь сказать, остолоп?! Что водитель мне приснился?!
— Как можно! — Сокольничий вытянулся, всхлипнул. — Ну как, сам посуди, я мог сказать о тебе такое, Ионыч? Ты ведь друг мой единственный! Это ж ни в какие ворота!
— Ладно… — Ионыч смягчился. — Но куда этот стервец делся?
Федя почесал нос:
— Я подозреваю несколько вариантов развития событий, Ионыч. Быть может, вмешались некие силы, неподвластные нашему пониманию, и…
