Герцог Роберт со своими нормандцами обогнул город справа и остановился с южной стороны. Глашатаи прокричали приказ разбить лагерь рядом с войском графа Тулузского. Рожер тут же спешился, воткнул в землю древко копья и стал дожидаться, пока Петр и Годрик не найдут его сами. Все равно искать их в толпе людей и вьючных животных было бесполезно. Вдруг появился Петр, ведя в поводу походную лошадь, к седлу которой был приторочен мешок с одеждой. Рожер отложил оружие, но самостоятельно снять или надеть кольчугу он все равно не мог. Юноша надел поверх нее тунику и плащ и отправился осматривать другие лагеря. Разбить бивуак можно будет только тогда, когда подоспеет Годрик с палаткой. День был в разгаре, и он неспешно прогуливался, отдыхая от езды в седле. Он впервые видел все войско пилигримов, собравшееся воедино, и такое скопление народу смущало и изумляло его. У провансальцев был большой и хорошо оборудованный лагерь из деревянных хижин, крытых ветками. Они стояли здесь уже две недели, и над лагерем висела ужасная вонь. Шуму тоже было предостаточно. Женщины брали зерно у греческих маркитантов, которые доставили обещанный императором провиант. Согласно договору он был бесплатным, но греки отказались отпускать его даром. Не обошлось без криков и бурной жестикуляции. Признаков военных действий было мало: перед лагерем стояла вереница греческих баллист с провансальскими пехотинцами у ворот, а на приличном отдалении от южных ворот располагался отряд арбалетчиков и копейщиков, готовый отразить вражескую вылазку. Вид у всех был бодрый, и даже женщины выглядели сытыми. Похоже, граф Тулузский был хорошим хозяином и следил за всем самолично.
Но язык провансальцев настолько отличался от северофранцузского, что объясняться с ними было трудно. Рожер перешел в следующий лагерь, у восточной окраины. Тот тоже был устроен с толком и хорошо охранялся, но здесь и вовсе поговорить было не с кем. Тут обосновалось войско герцога Лотарингского, большинство подданных которого говорило только по-немецки. Он по-латыни спросил у священника, где расположились итальянские норманны, и тот махнул рукой на север.
Лагерь графа Тарентского был совершенно не похож на все остальные, в том числе и на нормандский. Сновали смуглокожие слуги, переговариваясь на неведомом языке, а вместо деревянных хижин здесь стояли шатры, среди которых попадались и обтянутые шелком. Рожер увидел отряд конных рыцарей в полном вооружении, державшихся поодаль от баллист, которые обстреливали северные ворота. Сейчас рыцари бездействовали, а их соратники либо ухаживали за лошадьми, либо ужинали. Рожер обратился к крайнему рыцарю, рассеянно опустившему копье.
— Добрый вечер, сир. Я — Рожер Фицосберт де Бодем из Англии и только что прибыл с отрядом герцога Нормандского. Не расскажете ли, как идут военные действия?
Рыцарь смерил его взглядом. Этому темноволосому юноше было лет двадцать с небольшим, и его белозубая улыбка казалась веселой и приветливой. Он ответил на хорошем, хотя и не совсем уверенном северофранцузском:
— Сдается мне, осада затягивается. Но что-то потихоньку затевается: на озере подозрительно возятся греки, и есть надежда, что турецкого коменданта удастся подкупить. Что нового в Нормандии и особенно в графстве Э.? Мой дед Вильгельм родом оттуда, а меня зовут Роберт Фицральф де Санта-Фоска из Апулии.
— Тогда, сир, выходит, что мы с вами двоюродные братья. Мой отец родился в Нормандии, но вместе с графом Э. переселился в Англию; его дядя Вильгельм отправился в Италию, и с тех пор мы ничего о нем не слыхали.
Роберт протянул руку, сдвинув поводья к локтю. Они принялись возбужденно сопоставлять имена, даты и выяснили, что они действительно братья, но не двоюродные, а троюродные. Затем, конечно, разговор пошел о войне. Из Италии они шли к Константинополю одним и тем же маршрутом, но Роберт — на шесть месяцев раньше. Он тщательно перечислил все споры и сделки, заключавшиеся по дороге; казалось, для простого рыцаря он слишком много знал и все объяснял исходя из низменной природы человека. Больше всего его занимали два вопроса: будущие завоевания паломников и их отношения с греческим императором. Рожер же никогда не думал об этом. Он искренне считал, что будет помогать отвоевывать у турок и прочих неверных захваченные ими города и закончит свои дни, обороняя от них какой-нибудь замок. Ему и в голову не приходило волноваться из-за того, кто будет его повелителем. Роберта очень заинтересовало, какую он дал клятву, и Рожер объяснил, что в Англии он был безземельным и свободным, но перед походом стал вассалом герцога Нормандского — правда, лишь на время паломничества. Позже герцог сам дал такую же клятву греческому императору. Это вызвало бурю недовольства, поскольку распространялось и на его вассалов. Однако стоит герцогу засобираться домой, и они снова станут свободными.
