Серторий перестал улыбаться и грустно произнес: «Никто другой не может. А ты должен».
Но мальчик с досадой возражал: «Я твой виночерпий. Я должен быть с тобой на пире и прислуживать тебе».
«Другие будут прислуживать», – уже сурово сказал Серторий.
Но мальчик Квинт продолжал настаивать, сначала прося, затем сердясь и требуя.
И тут с Серторием произошло нечто, что никогда не случалось с ним до этого: лицо его словно исказилось от боли, левой рукой он схватил Квинта за плечо, развернул к себе спиной, а правой, в которой держал плеть, ударил мальчика – несильно, но наотмашь и больно.
«Делай, что тебе говорят, щенок! И больше не смей перечить своему полководцу!»
Ударил, рявкнул и ушел, даже не взглянув на бедного маленького виночерпия.
Что было дальше, ты знаешь. На пир в главную квартиру Серторий явился в сопровождении испанской охраны. Вопреки обыкновению, празднество скоро превратилось в пьяную склоку, которую затеяли между собой некоторые из командиров. Серторий не пытался их остановить: усталый и безучастный, возлежал за столом, откинувшись на ложе, мало ел и ничего не пил. А когда Перпенна, наполнив чашу вином, протянул ее Серторию, чаша вдруг упала. То был условный знак. И тотчас Антоний, сосед Сертория за столом, нанес ему первый удар кинжалом. Когда же раненый повернулся к нему и попытался выпрямиться, убийца навалился на него всем телом, схватил за руки, а двое других гостей стали колоть Сертория кинжалами: в грудь, в живот, в лицо и в шею. Другие заговорщики набросились на испанцев, и всех охранников полководца перебили и перерезали.
В тот же вечер Перпенна послал отряд солдат в дом Гиртулеев. Вдову Луция и мать Квинта Гиртулея они удушили, но «маленького выродка» нигде не могли отыскать: ни в городе, ни в святилище Белой Лани. Жертвы «этот ублюдок» действительно принес, а потом ушел в сторону гор и в город назад, похоже, не вернулся. Так доложили убийцы Марку Перпенне.
XXXVIII. Видишь теперь, Луций, что я хочу тебе показать? Если бы старшие братья, Тит и Гай, остались в Испании, Перпенна вне всякого сомнения убил бы их, и галльской ветви Понтиев Гиртулеев никогда бы не возникло.
Если б Серторий взял с собой на пир мальчика Квинта, если бы даже он просто отправил его в святилище Белой Лани, не ударив плетью… Удар этот был таким неожиданным, таким несправедливым, таким обидным для мальчика, что он, хотя и выполнил волю Сертория и принес жертвы, но после убежал в горы и целую ночь плакал от унижения, в гневе ломал ветки на деревьях и в ярости клялся не возвращаться к Серторию, как бы тот ни просил и ни извинялся. К утру успокоившись, мальчик разыскал пастуха и попросил передать матери, что он, Квинт Гиртулей, отправился в Галлию к своим старшим братьям. От пастуха он узнал, что третий заговор удался, что Серторий убит, что мать его ночью задушили убийцы…
Вот я и говорю: если бы по странной прихоти Сертория или по воле изменчивой и загадочной Фортуны ничего этого не произошло, то неминуемо погиб бы мальчик Квинт, годы спустя получивший от самого Юлия Цезаря прозвище Пилат – первый Пилат в роду Понтиев. И, значит, не родился бы дед мой Публий Понтий Пилат Гиртулей, не появился бы на свет отец мой – Марк Понтий Пилат.
Милый Луций, меня б самого не было и быть не могло!
Приложение II
Мой прадед и Гай Юлий Цезарь
I. В шестьсот восемьдесят втором году от основания Города Марк Перпенна составил очередной заговор и во время пира подло убил Квинта Сертория. В тот же день он собирался умертвить вдову Луция Гиртулея, мою прапрабабку, и маленького Квинта Гиртулея, моего прадеда. Но убийцы удушили только вдову, потому что своего виночерпия Квинт Серторий насильно отправил в святилище Белой Лани, а мальчик обиделся и исчез (см. Приложение I, XXXVII). С тех пор его долго никто не видел.
Перпенна, как старший из римских офицеров в испанской армии, объявил себя главнокомандующим. Ему подчинились, но неохотно и недоверчиво. Часть солдат разбежалась, в первую очередь лузитане; оставшихся же угнетало предчувствие, что со смертью Сертория военное счастье от них отвернулось. И точно: при первом столкновении с Помпеем Великим плохо руководимые и впавшие в уныние повстанцы были окончательно разгромлены. Перпенна был схвачен и вместе с другими вожаками восстания предан в руки палача.
