«В рамках допусков», – ответили ей.
Если она заглянет за это бесстрастное обобщение, то получит точные данные о состоянии спускаемого аппарата, его готовности, вплоть до основных показателей жизнедеятельности десятитысячного груза из приматов – тех немногих избранных, которые наследуют если не Землю, то по крайней мере эту планету, как бы она ни стала называться.
Какое бы название они в итоге ей ни дали после того, как пройдут под воздействием нановируса по дороге эволюции достаточно далеко. По оценкам биотехников, всего через тридцать-сорок обезьяньих поколений они уже достигнут нужной ступени, чтобы войти в контакт с наблюдательной гондолой и ее единственным человеческим обитателем.
Рядом с Бочкой находилась Фляга: система доставки вируса, который будет ускоренно двигать обезьян по их дороге: всего за один-два века они преодолеют физические и умственные расстояния, на которые у человечества ушли миллионы долгих и враждебных лет.
«Еще одна группа, которую надо поблагодарить».
Сама она не была специалистом в биотехнике, однако она видела ТУ и модели, а система экспертных оценок проработала теорию и обобщила ее на таком уровне, который стал понятен ей – всего лишь гениальному эрудиту. Вирус явно был впечатляющей разработкой, насколько ей удалось понять. Зараженные особи дадут потомство, имеющее целый ряд полезных мутаций: мозг большего размера и сложности, более крупное тело ему под стать, более гибкие поведенческие схемы, более быстрая обучаемость… Вирус даже будет распознавать наличие инфекции в других особях того же вида, чтобы способствовать отбору при размножении, чтобы самые лучшие рождали еще лучших. Это было спрессованное до микроскопических размеров будущее, почти такое же сообразительное, как и те создания, которых оно целеустремленно станет улучшать. Вирус станет взаимодействовать с геномом носителя на самом глубоком уровне, размножаться в его клетках, словно новая органелла, переходить к потомству носителя, пока все представители этого вида не подвергнутся этому благому заражению. Как бы обезьяны ни менялись, вирус станет приспосабливаться и адаптироваться к тому геному, с которым он соединился, анализируя, моделируя и импровизируя на основе того, что он унаследовал, пока не будет создано нечто, способное встретиться взглядом со своими создателями… и понять.
Она убедила всех тогда, на Земле, описав, как потом колонисты попадут на планету, спустившись с небес, словно боги, чтобы встретиться со своим новым народом. Вместо сурового дикого мира своих создателей встретит раса усовершенствованных разумных помощников и слуг. Так она говорила на советах директоров и заседаниях комиссий там, на Земле, однако для нее это никогда целью не было. Целью были обезьяны и то, чем они станут.
Именно это больше всего и бесило нуновцев. Они вопили из-за того, что из простых зверей создадут сверхсущества. На самом деле они были против того, чтобы делиться – как балованные детишки. Человечество с комплексом единственного ребенка жаждало заполучить все внимание вселенной. Процесс создания вируса, как и множество других проектов, которые обозвали политическими проблемами, был осложнен демонстрациями, саботажем, терроризмом и убийствами.
«И все-таки мы наконец побеждаем нашу собственную низменную натуру», – удовлетворенно размышляла Керн. И, конечно, в оскорблениях, которыми ее осыпали нуновцы, были крохи истины, потому что ее действительно не волновали ни колонисты, ни неоимпериалистские грезы ее соратников. Ей хотелось создать новую жизнь, по своему образу и подобию, а не просто по образу и подобию человечества. Ей хотелось узнать, что именно возникнет в результате такой эволюции: какое общество, какие идеи – после того, как ее обезьяны будут предоставлены самим себе… Для Авраны Керн именно это было ее ценой, ее наградой за то, что она поставила свой гений на службу человечеству: этот эксперимент, это «а что, если…» в масштабах целой планеты. Благодаря ее усилиям запустилась целая серия терраформирования планет, но ее условием было то, что этого первенца отдадут ей, сделав домом для ее новосозданного народа.
