Да, мама подходила папе, это я знала. А он – ей. Они прекрасно понимали друг друга. Я сказала это Лидии, и она кивнула.
– Этого-то я и боялась – что постепенно он начнет это понимать и сожалеть – возможно, слишком поздно, – о том, что сделал. Я не хотела идти на такой риск. Пусть все останется лишь в воспоминаниях – так я решила.
Лидия посмотрела на меня, несмело улыбнувшись. Она больше не была рассеянной. Она хотела объясниться до конца, чтобы я все поняла, и поэтому продолжила свой рассказ.
Перед самым расставанием с папой она заподозрила, что ждет ребенка. Уверенности почти не было, но после того, как она лишилась Арильда и Розильды, она мечтала о ребенке. Ее собственном, которого она ни с кем не будет делить. Поэтому она не хотела знать, кто его отец, – если, конечно, она на самом деле беременна. И решила сделать эту задачу еще более трудной.
Как раз в это время к ней приехал один очень хороший друг. Он застал ее в растерянности и тоске. Возможно, он был ее единственным настоящим другом. Он любил ее, и она об этом знала, но сама испытывала к нему только дружеские чувства. В отчаянии она решила, что он послан ей небом, и сделала так, что отцом ребенка мог оказаться и он. Таким образом она могла чувствовать себя свободной, не привязанной ни к кому.
– Вот почему это чистая правда, когда я говорю, что не знаю, кто отец Саги… или Каролины, – заключила Лидия.
Какое невероятное признание! Но как могла ей в голову прийти такая идея?
Рождение ребенка – это огромное событие в жизни человека. И в нем участвуют двое. Двое с одинаковой ответственностью, одинаковыми обязанностями и правами. Хотя нет, права должны принадлежать ребенку.
Моему папе Лидия без всяких сомнений заявила, что он не может быть отцом ее ребенка. Друг вообще ни о чем не подозревал. Позже он женился и ничего не знал ни о моем папе, ни о ребенке. Лидия все сохранила в тайне.
– Он очень сдержанный человек и не задавал мне никаких вопросов, – сказала она, бросив на меня быстрый взгляд.
И в ту же секунду я поняла, кто это!
– Аксель Торсон!
Она молча кивнула.
Значит, и Аксель мог быть отцом Каролины? Да, но этого он никогда не узнает. И Каролина тоже. Да и что толку в этом знании, если нет никакой уверенности?
Лидия вела себя, мягко говоря, своеобразно, никогда в своей жизни не проявляя большой заботы ни о детях, ни о мужчинах. Бабушка, которая знала Лидию молодой – тогда она звала себя Идой, – говорила, что это женщина «трагического склада». Теперь я понимала, что она имела в виду. Она как будто несла на себе печать несчастья.
Я вспомнила, что рассказывала Амалия о своей «маленькой Лидии». Она описывала ее как «чистую сердцем», «невинную», «совестливую»… Все это, конечно, должно было храниться в глубоких тайниках ее души. Совсем это не могло исчезнуть. Лидия просто заставляла себя быть жестокой.
Они с Каролиной были очень похожи. В Каролине я тоже видела и невинность, и чистоту сердца. И такое же своеволие.
Словно прочитав мои мысли, Лидия сказала:
– Я всегда надеялась, что мои дети не будут похожи на меня. По характеру они скорее в своих отцов, правда?
Что я могла на это ответить?
Она посмотрела на меня и покачала головой.
– Молчишь… Впрочем, это не так уж важно. При желании можно найти сходство с кем угодно. Меня это не слишком волнует.
Это прозвучало резко и вызывающе. Я как будто услышала Каролину, но притворилась, что ничего не заметила.
– И все-таки Каролина уверена, что мой папа – ее отец, – сказала я.
– Она хочет в это верить, вот в чем дело. Она всегда хотела, чтобы так было. Однажды он подарил ей маленького игрушечного кролика – и сразу же стал для нее папой. Да, вот как просто бывает полюбить кого-нибудь навсегда. – Она вздохнула и добавила совершенно другим тоном: Я видела, этот кролик до сих пор у нее.
Но откуда она могла это знать? Обычно он лежал под одеялом в кровати Каролины. Лидия заметила мое удивление и пояснила, что иногда заходила в комнаты своих детей, когда знала, что их там нет. Так она могла узнать их лучше. Видела она Каролину и на сцене – это было во время гастролей труппы Вилландера в Стокгольме.
