Госпожа Малкович здорово говорила без бумажки.
«…Напомню вам, что американцы провели массу исследований в области генной инженерии… Ещё в 2004 году они опубликовали доклад о том, что через пятьдесят лет на Американском континенте не останется ни одного «естественного» живого организма — всё живое будет генетически модифицированным. Да, не удивляйтесь, именно так. Естественные организмы слишком долго растут, подвержены болезням и не отвечают рыночным потребностям! Мой научный руководитель профессор Адабашьян примерно тогда же написал статью, где призывал правительства всех европейских стран запретить разработки… Мы неоднократно заявляли, что под угрозой не мифические будущие поколения, а сегодняшняя популяция… Извините, я немного не в себе, мы третий день работаем в чрезвычайном режиме… Дело в том, что…
Я хочу обратиться ко всем. Кто видел или слышал что-либо о профессоре Адабашьяне, вот его карточка! Вчера за ним утром, как всегда, приехала служебная машина, но профессор исчез. Его квартира открыта, вещи не тронуты. Он живёт на Лесном проспекте, дом шесть. Пожалуйста, откликнитесь, кто встречал этого человека?»
В голосе жены Хорька прозвучали неподдельные рыдания. Она еле сдержалась, отвернулась, комкая платок, но почти сразу взяла себя в руки и продолжила интервью.
«В нашей стране производители обязаны помещать на этикетках особые значки, если количество трансгенных компонентов превышает один процент. Однако что мы имеем на практике? Никакого действенного контроля. А раз нет контроля, то нет и должной статистики по заболеваемости, по наследственным изменениям. Нет анализа целевых групп, не финансируются центры медицинского наблюдения. Скажем, попкорн, продающийся в кинотеатрах, или тысячи тонн фруктов из Америки, которые почему то не портятся месяцами».
Нина подумала, что у Хорька потрясающе умная половина, если её показывают по телевизору. В принципе, Нина не одобряла это обидное прозвище — Хорёк, но так принято во всех школах, и ничего не поделаешь. Учителей награждали кличками и в её предыдущей школе, а в гимназии порядки не слишком отличались.
Пока журналисты лезли к Малкович с тупыми вопросами, Нина вспомнила, как папа один раз отругал маму. То есть руганью это не назовёшь, он сделал это очень тихо и почти незаметно, однако Нину это событие потрясло. Мама намеревалась наведаться в школу, навестить учительницу алгебры, от которой Нина буквально рыдала. Впрочем, от суровых методов математички рыдали полкласса. Но отец перехватил маму на пороге, вернул под ручку домой и твёрдо заявил, что «разбираться» с учителями она пойдёт только после развода с ним. Учитель, сказал папа, — это учитель, а не пьяная соседка, с которой можно идти выяснять отношения. Либо ребёнок привыкает уважать труд педагога, либо становится сутягой, и тогда это не его дочь и не его семья. Мама тогда покорилась, а у Нины, подслушивавшей за дверью, ещё долго горели щёки. Ей было стыдно, ведь именно благодаря её жалобам мама поддалась на провокацию.
На экране телевизора Рокси умело делала вид, будто не замечает нервозности мужчин в штатском.
— Госпожа Малкович, вы можете подтвердить или опровергнуть тезис, что вами найдено противоядие?
— Простите, но вопрос некорректен. Мы не занимаемся ядами, и, насколько мне известно, версия отравления не выдержала критики.
— Однако военный комендант заявил дословно — «как минимум триста тысяч заражённых детей и подростков»!
— Они ничем не заражены. Экспертами проверены тысячи продуктов питания, взяты пробы воды. Не обнаружено токсичных веществ, а также веществ, вызывающих галлюцинации. Строго говоря, заболевшие потребляют абсолютно доброкачественную пищу.
— А что показал анализ содержимого желудков? Нам сказали, что большинство жертв ели попкорн на киносеансах, а после кино лишали себя жизни?
— Это вопрос не ко мне, но ещё раз повторю — попкорн вполне качественный.
— Тогда объясните нам.
— Я сказала — качественный, но я не употребляла слова «безопасный».
— Доктор, это правда, что солдаты подобрали трупы волосатых девушек?
— Спросите об этом полковника Малого, вот он рядом.
