Но бабушку уже уводили. Корреспондент, захлёбываясь, перечислял повреждения, причинённые пятимесячному ребёнку, пока его трёп не пресекли со студии.
Гризли снова потянулся к телефону.
Он ждал и боялся, что Марина снимет трубку, и в барабанные перепонки ударит её маслянистый рассыпчатый смех. Это будет означать, что полиция так и не приехала, что ничего не подозревающая Лола могла вернуться в квартиру к обезумевшей мамаше…
Но Марина игнорировала телефон.
По второму каналу выступал врач из Института скорой помощи. К ним за вечер доставили шестьдесят малолетних самоубийц, больше половины спасти не удалось. Доктор всё время поправлял очки, и каждое предложение предварял растянутым «тазна-ачить…». За его спиной суматошно носились люди с носилками и капельницами, трое санитаров удерживали на каталке что-то чёрное, бьющееся, не похожее на человека.
— Да прекрати ты свои «значить»! — не выдержал Гризли, плюхаясь на диван. Но больницу уже сменили сводки с железнодорожного переезда.
Шестьдесят человек. Шестьдесят! Они в своём уме? Да что же творится, куда мы катимся, господи?!
…Какой-то озорник перевёл стрелку на товарной станции, столкнулись два товарных состава, взорвался газ в цистернах, обрушилась кровля на складах, повреждена подстанция… В результате без света остались два торговых центра и товарные склады, которые были немедленно атакованы группами бесчинствующих хулиганов. В настоящее время силы полиции оцепили район, ведутся аресты…
— Откуда у вас бесчинствующие группы в три часа ночи? — едко осведомился Гризли. — Можно подумать, что отключения ждали заранее…
Он переключил канал, и почти сразу же встретил совершенно иную трактовку событий. Зарубежное агентство сообщало, что разграблением складов занимались не «группы хулиганов», а мирные жители окружающих кварталов. Вначале они выбежали поглазеть на пожар, а спустя полчаса началась вакханалия. Оператор снимал с вертолёта, как граждане воодушевлённо растаскивают мебель, коробки с бытовой техникой и рулоны тканей. Полицейские машины перемигивались в отдалении, строились шеренги со щитами, но активных действий никто не предпринимал.
Враньё. Он не мог пока точно определить, в чём заключается ложь, но репортёры врали, вне всякого сомнения. Им кто-то приказал перевернуть, исказить новости в нужном ключе, представить дело так, будто три пьяных хулигана громят ларёк. Несмотря на отвратительное качество съёмки и постоянные сумерки, Гризли готов был поклясться, что мародёры не были пьяны. Толпа просто сошла с ума. Хотя, с другой стороны, толпа не сходит с ума. Толпа — это уже безумие.
Он заметил некоторые детали, на которые не обратил внимания репортёр. Хулиганы не грабили склады. Камера металась, размазывая по сетчатке огни фонарей, вспышки фар, мечущиеся фигуры с палками и факелами. Вагоны и цистерны горели, выплёвывая в небо жаркие протуберанцы, на секунду освещая тысячи бледных восторженных лиц. За поваленными заборами в беспорядке валялись ящики и тюки, но Гризли так и не заметил воровства. Честные граждане крушили витрины, на виду полиции подожгли несколько автомобилей, сломали ворота складов, но ничего не брали. Они словно… словно ждали развития катастрофы, оживляясь, всякий раз, когда за полицейским кордоном взрывалась на путях очередная цистерна. Вертолёт кружил, высвечивая взлохмаченные головы, пижамы, ночные рубашки, оскалы нелепых улыбок…
Физик отсчитывал шаги по квартире. От кухни до спальни, разворот, и назад. Его не покидало ощущение, что за стенами дома поднимается неслышный, невидимый ветер. Он отодвинул занавеску на кухонном окне, рванул ручку стеклопакета. В лицо дохнуло сыростью, в квартиру ворвалась перекличка автомобильных сирен, хлопки, подозрительно напоминавшие выстрелы, и разрозненные крики. В соседних домах светилась почти половина окон, на балконе седьмого этажа ожесточённо занимались сексом, над крышами взлетали петарды. На мостовой, в кармане, застыли два столкнувшихся автомобиля, их владельцы упоённо катались по газону, награждая друг друга тумаками. Над холодильником в кухне уютно тикали ходики, им размеренно вторил будильник в спальне, но Гризли показалось, что снаружи время ежесекундно ускоряется.