Он поднялся, убеждая себя, что кроме сундука здесь есть и более интересные вещи. Нужно лучше смотреть. Томас открыл старый шкаф, испугался, увидев черный кожаный плащ, отпрыгнул назад, притворился, что споткнулся и едва не упал в приготовленную для него ловушку, снова подошел к шкафу, заглянул внутрь, задерживая дыхание, чтобы не чувствовать запах нафталина. Ничего интересного. «Ладно. Дом ведь большой и старый, значит, и чердак должен быть большим и хранить много старых вещей», – решил Томас, сделал несколько шагов вперед, увидел свое отражение в большом зеркале, вскрикнул, хотел развернуться и побежать прочь, но ноги онемели, отказываясь подчиняться. Даже повторный крик получился не криком, а каким-то жалостливым писком. Томас сжался. Сердце билось так сильно, что едва не выпрыгивало из груди. Волосы на голове начали шевелиться.
«Пожалуйста, не трогай меня», – хотел сказать Томас, но не мог. Фонарь светил под ноги, Томас не мог даже разобрать, кого увидел: мужчину или женщину, ребенка или взрослого, но он знал, что этот незнакомец напротив не плод воображения. Может быть, призрак, может быть, кто-то, кого заперла на чердаке мать много лет назад и он жил здесь все эти годы. Ответов не было, да Томас и не хотел их искать. Единственное, о чем он мечтал, – убраться отсюда как можно быстрее.
Осторожно, боясь даже дышать, Томас сделал шаг назад, увидел, что незнакомец тоже начал двигаться, и бросился со всех ног к выходу, споткнулся обо что-то, упал, вскочил на ноги, прыгнул вперед, туда, где, по его представлению, должна быть дверь, споткнулся о порог и покатился по лестнице. Мир закрутился перед глазами. Тело вспыхнуло болью. Томас услышал, как звякнул разбившийся фонарик, который он держал в правой руке, почувствовал, что ударился головой, вскрикнул, растянулся на полу, не веря, что лестница кончилась.
Он лежал на спине, вглядываясь в дверь на чердак. Все было мутным, смазанным. В голове что-то гудело. «Гвен убьет меня за разбитый фонарик!» – подумал Томас, вспомнил о незнакомце, которого встретил на чердаке, и на четвереньках пополз закрывать дверь.
Страх придавал сил, но боль была нестерпимой. Где-то на середине лестницы Томас расплакался, решив, что двигается слишком медленно и незнакомец успеет выбраться с чердака. Он не знал, что сделает незнакомец, если ему все-таки удастся освободиться, но твердо верил, что обязан во что бы то ни стало помешать ему. Собрав все оставшиеся силы и стараясь не обращать внимания на боль и головокружение, Томас добрался до двери и захлопнул ее. Связка ключей звякнула. Томас неуклюже протянул вверх руку, пытаясь закрыть замок. Попытки с третьей у него это получилось.
Он повалился на спину, пытаясь отдышаться. Головокружение и боли во всем теле не прошли, но страхи, кажется, немного отступили. Томас попробовал осторожно подняться. Лестница расплывалась и раздваивалась. «Так я опять упаду», – подумал он, опустился на четвереньки, спустился вниз и только потом поднялся на ноги, чтобы дойти до своей комнаты.
Он лег, не раздеваясь, в свою кровать и закрыл глаза. Сон подкрался к нему почти сразу, несмотря на тошноту и головокружение. Рваный, беспокойный сон. Томас видел, как он поднимается на чердак, затем просыпался. Видел, как за ним закрывается дверь, оставляя его в темноте, и снова просыпался. Делал шаг вперед, встречался с незнакомцем, кричал, просыпался… Лишь под утро ему удалось крепко заснуть. Темнота окутала его, отправив в сладкий мир грез. Томас забыл все, что с ним случилось ночью. Не было ни боли, ни тошноты. Он играл с сыновьями Лорель, а их мать и его сестра сидели на веранде и наблюдали за ними. Иногда Томас слышал голос Гвен. Она звала его, но он не хотел прерывать игру.
– Томас, ты спишь?
– Я играю! – вопрос сестры показался ему странным и очень смешным.
– Томас? – Гвен постояла несколько секунд в дверях, разглядывая лицо спящего брата, убедилась, что он действительно спит, и пошла на кухню.
Крепкий кофе прогнал остатки сна, но в голове все равно остался туман. Вот она уходит от доктора Лероя, вот встречается с подругой, вот они с Томасом садятся в «Фиесту»… Дальше все заволакивал туман. И еще это чувство чего-то недоброго!
