«Ну и детки, прости господи», – думаю я, вспоминая карикатурную даму.
– Молодую шпану заказывали? – читает мои мысли Дон Москито. – Извольте-с.
– Мне казалось, я не такой старый, чтобы участвовать в конфликте поколений на стороне старших, – говорю я тихо, – но, похоже, я ошибался.
– Да, Валера, мы с тобой уже полный хлам, – вздыхает в ответ мой друг.
Минут через десять наши пальто и шапки всё-таки оказываются в руках у карги-гардеробщицы, и мы, спрятав номерки, направляемся в фойе, где бесцельно слоняются освободившиеся от верхней одежды редкие зрители. Пройдя его насквозь, упираемся в большое зеркало, у которого прихорашиваются две девицы с распущенными волосами. Встаём рядом.
Из-за стекла на нас с удивлением смотрят два немного растрёпанных молодых человека и две густо накрашенные девицы разной степени причёсанности. Приступ хохота – ни с того, ни с сего – возвращается, сначала ко мне, а потом и к Дону Москито. Мы начинаем трястись и бесшумно корчиться. Испуганные девицы моментально исчезают из зеркала, а там, где они только что были, появляется его величество Че.
– Вы чего тут устроили? – говорит он удивлённо. – Пойдёмте, покажу, где сесть, – и, осмотрев Дона Москито, добавляет: – клёвый прикид.
– Спасибо, я старался, – ответствует тот. – А у вас, я смотрю, аншлаг.
– Когда я занят в спектакле, у нас всегда так, – небрежно бросает Че.
Быстрым шагом покидаем фойе, поднимаемся по широкой лестнице на второй этаж, проходим сквозь большую залу с батальной сценой на потолке, и останавливаемся у маленькой, не выше полутора метров, двери в стене. Че достаёт из кармана огромный для такой двери ключ, привычным движением открывает её и делает пригласительный жест рукой:
– Знакомьтесь, господа, это самая маленькая дверь в Москве.
Дон Москито кланяется в пояс.
– Здравствуй, дверь, – говорит он. Затем разгибается, и, опершись рукой на ребро открытой двери, вопрошает:
– А нет ли у вас какой-нибудь волшебной жидкости, чтобы уменьшиться и комфортно её преодолеть?
Че внимательно смотрит в глаза сначала ему, а затем мне:
– Вы, по-моему, уже выпили одной волшебной жидкости.
– Ну, не без этого…
Страдальческое выражение лица нашего друга стоит больше дюжины самых выразительных матерных слов:
– Можно было хотя бы сегодня не бухать!
– Серёж, успокойся, мы оба в порядке, – вступаю я, – сам же видишь.
– В том-то и дело, что вижу! – повышает он голос. – Смотрите, только мне без глупостей, а то меня из театра выгонят.
Дон Москито складывает руки в положение «прости господи»:
– Не извольте беспокоиться, господин артист. Будем сидеть, как мышки.
Че трагически вздыхает:
– Ладно, пошли. Берегите головы.
Дон Москито, как самый длинный, идёт первым. Я просовываюсь следом и оказываюсь в квадратном тамбуре, который заканчивается лестницей в темноту.
– А там что? – Дон Москито указывает пальцем на лестницу. – Кукольный театр?
– Нет, человеческий, – отвечает Че. – Подниметесь до конца, займёте позицию.
Я киваю:
– Что-нибудь ещё?
– Ничего. Наслаждайтесь. Вот, возьмите ключ. Если вдруг спросят, кто такие, скажите, от меня. «Светики» на подмену.
– Кто-кто? – спрашивает Дон Москито.
– Осветители.
– Понятно.
– Ладно, мне пора, у меня сложный грим, – Че салютует нам двумя пальцами и исчезает за дверью, через которую мы попали в тамбур.
Путь к отступлению закрыт. Я вздыхаю, ещё раз смотрю на закрытую дверь и начинаю подниматься по ступенькам вслед за лакированными туфлями Дона Москито.
Лестница приводит нас в небольшую ложу, расположенную под огромными осветительными приборами. Ложа совсем маленькая, на одного, максимум на двух человек. Перегибаюсь через деревянный бортик и сквозь натянутую металлическую сетку далеко внизу вижу ряды не занятых зрителями кресел. Высоты я никогда не боялся, но отсюда смотреть вниз, честно говоря, страшновато – непроизвольно отступаю на полшага назад. А вот моему спутнику, похоже, здесь нравится: переломившись пополам, как охотничье ружьё, он свешивается вниз и мечтательно произносит:
– Люблю смотреть на всё с высоты. Сверху всё кажется по-другому.
– Это потому, что ты длинный.
