– В 1831 году Пушкин писал:
В твоих умных глазах
мне смеется сама красота...
И теперь он нашел глазами Альбину и читал стихи, которые она знала наизусть, только ей одной. И выражение в его голосе появилось, и лицо стало другим. Взрослым и страдающим. А она оцепенело следила за его губами и больше всего боялась, что сейчас он дойдет в стихах до ее имени. И случится катастрофа глобального масштаба. Но, дойдя до этого места, он чуть запнулся и произнес:
...Среди серой толпы,
что плывет неизвестно куда,
вдруг проглянет улыбка Джиаконды,
сердца озаряя....
И пока он заканчивал с последними строками про звезду, она уже ничего не слышала. Потому что к ней со следующей парты, как по команде, с немым вопросом в глазах одновременно обернулись Пахомова и Губко. И в их лицах она прочла разочарование. И Альбина готова была провалиться сквозь землю, только бы не видеть этого недоумения в их глазах.
– А где ж ты такие стихи-то у Пушкина выкопал? – нахмурившись, осторожно спросила Тамара Васильевна. Она чувствовала, что абсолютно не владеет сложившейся ситуацией. Еще и потому, что до конца не была уверена, что стихи эти написал не Пушкин. А вдруг он? Тогда она сядет в большую лужу. А ведь она – учитель литературы. И как-то не удосужилась прочесть Пушкина от корки до корки. Единственное, что она точно знала,– она такого в билете не писала.
– А это не Пушкина стихи,– ответил ей Невский громко.– Это мои.
И тут Альбина не выдержала. Она вдруг вскочила со своего места за последней партой и нервно крикнула:
– Неправда! Не твои! Ты просто бумажку мою с этими стихами нашел и присвоил их без спросу!
Все в классе повернули к ней головы.
– Они на разных бумажках были...– сказал он, как-то странно на нее глядя. И от этого печального, всепрощающего упрека в его взгляде ей стало так мерзко на душе, что она, не спросив разрешения, встала и решительно вышла из класса.
– Вихорева! Куда это ты? – крикнула вслед Тамара Васильевна, сделав маленький шажок в сторону двери, но, раздираемая противоречиями, все-таки осталась в гудящем, как улей, классе. А Невский пошел на свое место в колонке у стены, да только к парте не свернул, а вышел за дверь.
– И этот туда же! – всплеснула руками Тамара Васильевна, но никак не воспрепятствовала происходящему. Вопервых, потому что ничего не понимала. А во-вторых, потому что боялась, что на шум в классе зайдет завуч Иван Афанасьевич Бойков с дергающимся от контузии лицом. И ей опять будет неловко.
– Ты чего-нибудь понял? – спросил Марков у Акентьева.
– Я все понял. И довольно давно.
– И что?
– Что Альбина – дура. А Невский – придурок.
Он слышал ее шаги за поворотом в маленькую рекреацию. Он прибавил шагу, но увидеть ее не успел. Она скрылась в девчоночьем туалете. Двери в нем не было. Зеркала и рукомойники видны были прямо из коридора, чтобы учителям было удобнее отлавливать тех, кто опоздал и скрывается в туалете.
Но она спряталась за углом.
– Альбина! – позвал он.– Зачем ты так?
Она промолчала.
– Ведь я же даже имени твоего не назвал...
– А кто тебя, вообще, за язык тянул? Я же просила... Никогда. Идиот несчастный! Убирайся отсюда! И вообще, оставь меня в покое! Навсегда! Видеть тебя не хочу! – кричала она ему из глубин туалета.
Ее слова отражались от кафельных стен и гулко таяли в высоте четырехметрового потолка. Он повернулся и ушел. А над его головой истерично зазвенел школьный звонок.
А когда он зашел в класс за портфелем, кто-то сзади взял его за плечо. Он обернулся и встретился с холодными глазами Акентьева:
– Смотри-ка, Проспект, как странно твои стихи действуют на девиц. Некоторых прям сразу несет в туалет.
Не опуская глаз, Невский снял его руку со своего плеча. Посмотрел еще мгновение и прошел мимо него к дверям.
А потом начались экзамены. И, по воле судьбы, на литературе ему попался именно тот билет с лирикой Пушкина. Тамара Васильевна даже вздрогнула.
– Ну ты уж давай, Невский, соберись. И без самодеятельности.
И о чем-то шепотом начала переговариваться с пожилой Евдокией Николаевной, русичкой параллельного класса, которая наверняка читала всего Пушкина. Невский нервно на них оглянулся. Он был абсолютно уверен, что говорят они сейчас о нем и его нелепом подвиге.