Алла попыталась улыбнуться. В Привольном она отвыкла от городской образности и легкости разговора.
– Считай, подруга, что первое.
– Вот, сорок шесть рублей семьдесят копеек в кассу, пожалуйста! – продавщица протянула чековый листочек Наталье. Когда девушка отошла, Марина тихо спросила:
– Она в курсе?
– Ах, да...– Зорина быстро вынула из сумочки сложенную двадцатипятирублевую бумажку и так же быстро, прикрывая пальцами, опустила ее в карман синего рабочего халата.
– Родственница? – кивнула Марина в сторону возвращающейся Наташи.
– Бери выше, подруга! Моя лучшая ученица, будущая чемпионка.
– Ну, ты даешь, Алка!
– Не даю, а стараюсь...
На Невском, покинув «Пассаж», они замешкались.
– Слушай, если с ногами беда, что ж ты согласилась на такой походище? – сокрушенно покачала головой Алла Владимировна.– Вот они – плоды жизни молодой и безрассудно самостоятельной... Слушай! А давай-ка закатим девичник! Здесь же «Север» – два шага сделать, согласна?
– Согласна...
Заказ был сделан. Боярские блинчики с мясом и брусникой, бутылка красной «Алазани» и огромные десертные башни, украшенные куполами из безе. Невеста засомневалась было по поводу вина, но наставница быстро ее успокоила.
Официантка, выполнив заказ, удалилась.
– Ну, что же, за тебя, Натуль, за твое счастье! – Они пригубили вино.
– Алла Владимировна, вы сказали, что они ждут. Чего?
– Когда ты и Вадим объявите о твоем положении.
– Это так на них не похоже...
– Ты просто привыкла всегда быть для них ребенком. Для родителей тоже нелегкий труд – признавать твое право на самостоятельные поступки. Но, коль скоро тебе повезло, ведь спортивные успехи и учеба в институте – вот твои козыри,– то теперь везти будет постоянно. Только не расслабляйся. Обещаешь?
– Пообещать-то легко... А вот как быть с гимнастикой, если честно,– не знаю. Я ведь, как на меня ни давили, от аборта отказалась...
– Кто давил?
– Да есть тут... заместители семьи и школы, так что, думаю, после родов мне дорога в большой спорт закрыта. На меня же надеялись как на участницу предстоящего чемпионата Европы, а теперь нет у них уверенности, что роды пройдут без осложнений, и я вовремя восстановлюсь. Записали меня в бесперспективные...
– Ерунда какая-то! Это с тобой в Обществе так обошлись?
– Откуда я знаю, где? Навалились, чуть ли не всем городом. А мне и отступать некуда – либо аборт, либо свадьба.
– Это Вадим так сказал?
– Нет. Он так никогда не скажет... Просто так получилось. Сначала я не думала, что беременность так серьезно воспримет... воспримут тренеры. А потом оказалось – поздно уже менять решение. Так что вот так вот: Наталья Забуга – несостоявшаяся чемпионка, преподаватель физической культуры!
– Преподавательница,– машинально поправила ее Зорина, думая о своем. Именно случайная оговорка Натальи легла недостающим звеном в ее анализе непростых событий новой жизни ее лучшей ученицы.
– Наташ, если не хочешь – не отвечай. Но мне это важно знать. Я же прекрасно вижу, что обратиться за поддержкой или советом тебе просто не к кому. Вадим... он действительно отец ребенка?
– Нет...
Алла Владимировна осушила бокал до дна, разрезала блинный конверт пополам, потом каждую половинку еще надвое.
– И знаешь ты его не так уж и долго?
Наталья, утвердительно кивнув, быстро заговорила:
– Я понимаю, что поступаю подло, но рядом с ним, хоть он такой смешной и нескладный, я чувствую себя уверенной. Мне все про него понятно, и от этого становится както надежно и спокойно. Я нисколечко не сомневаюсь в его любви.
– Это не подлость, Наташа. Это инстинкт самосохранения, но никогда не поступай с Вадимом жестоко. Это единственное, на что ты теперь не имеешь никакого права. Постарайся, чтобы этот обман стал последним... Чтобы это не вошло в привычку. Это поможет не потерять себя, не раздвоиться окончательно, не превратиться в опустившуюся мегеру-домохозяйку, вечно ноющую о загубленной карьере... Раз уж я,– Зорина налила себе в бокал вина,– невольная виновница этой печальной повести, то помочь тебе просто обязана.
На следующий же день они посетили профессора Галле. Светило социалистического акушерства, о мастерстве и провидческом даре которого слагали легенды, оказался копией Айболита, с такими же седыми пышными усами и в очках с толстыми линзами. Вот только красный крест на белоснежной крахмальной шапочке отсутствовал.
