Он кивнул.
— Если ты за это возьмешься.
— Конечно, возьмусь, если ты уверен, что это тебя устраивает.
— Уверен. Кроме того, я действительно хочу продать магазин. Смогу тогда немного отдохнуть. Давно уже об этом думал.
До сих пор весь разговор казался мне каким-то ненормальным, но я подыгрывал.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Эти ребята, покупатели, вернутся сегодня вечером в пять. Хочешь встретиться с ними — как новый хозяин?
— Приду. А что с этими бумагами? Надо что-нибудь заполнить, чтобы все выглядело законно?
Он покачал головой.
— Все может быть законно. Вчера я проконсультировался с адвокатами и выяснил, что за семь дней до продажи я должен дать объявление о намечаемой сделке в одной из газет графства. Однако неделю назад я даже не помышлял об этом и решился на этот шаг только вчера вечером. Правда, на данный момент у меня нет кредиторов, все выплачено. И я еще не поставил даты на купчей, поэтому подписывай и делу конец. Здесь же у тебя в конторе. — Он улыбнулся. — Давай доллар, Марк. За один доллар покупаешь дело стоимостью четверть миллиона.
Я выдавил из себя улыбку, он взглянул на меня и громко расхохотался. Несколько секунд мы сидели, глядя друг на друга и хохотали, потом он повернул голову, посмотрел на попугая, которого я не видел, перестал смеяться и ласково сказал:
— Ах ты, сукин сын.
Еще через пять минут дело было сделано, сделка заключена. Мы еще посидели и поболтали. Джей спросил меня, пристрелил ли я кого-нибудь в последнее время. Я рассказал и он с усилием глотнул.
Я был у Джея дома всего несколько раз. Обычно встречался с ним за стаканчиком в каком-нибудь баре в центре города, и поэтому задал ему вопрос о его семье. Он был вдовцом, жена умерла при родах. Энн, дочери Джея, сейчас, наверное, около двадцати. Ее никогда не было дома, когда я заходил к Джею, и все, что осталось у меня в памяти — это костлявый десяти- или одиннадцатилетний ребенок, от которого я всегда страдал и который как-то, ради забавы, нанес мне сильный удар по голени.
Чуть более двух лет назад Джей снова женился, и где-то год назад я однажды мельком видел его жену. Я размышлял над этой встречей и во рту у меня внезапно пересохло. Я начал вспоминать; совсем немного, но вполне достаточно.
Мне было страшно спрашивать, но я все же сказал:
— Как… как жена, Джей?
— Глэдис? Как обычно. Ты ее как-то видел, Марк, не так ли?
Он продолжал говорить, голос его приятно журчал, то усиливаясь, то затухая у меня в ушах, но я понятия не имел, о чем он говорил.
Глэдис. Еще до того, как я задал ему вопрос, я все понял. Я неожиданно вспомнил, почему с самого начала Глэдис казалась мне такой знакомой. В этот момент я живо вспомнил, как она выглядела, когда год назад открыла мне дверь дома Джея. Я даже вспомнил, как подумал тогда, что она из тех большеглазых брюнеток, которые созревают примерно к восемнадцати годам, а потом становятся все более зрелыми, зрелыми, зрелыми, и что Джей с ней еще намучается.
— В чем дело, Марк?
— Что? О, извини, Джей. Я был… в миллионе миль отсюда. Повтори.
— Я сказал, что уже недолго. — Он взглянул на часы. — Почти час.
Он не отрывал глаз от часов, а я смотрел на него, чувствуя себя вконец разложившимся человеком. Связь с Глэдис беспокоила меня и раньше, а сейчас все стало еще хуже. Глэдис была не просто соблазнительной женщиной замужем за каким-то неизвестным мужчиной, она была женой Джея. Я надолго, как казалось, задумался над этим.
Джей внезапно поднял голову и вздохнул.
— Пропал, — сказал он. — Пропал. О, боже. — Он весело улыбнулся. — В здравом уме на следующие двадцать три часа. Ну, Марк, как ты себя чувствуешь хозяином магазина Уэвера.
— Никакой разницы, Джей.
— Я чувствую себя лучше, чем все эти дни. Как гора с плеч свалилась. Придешь к пяти?
— Конечно. Я приду чуть пораньше. Хочешь, чтобы я что-то еще сделал до этого?
— Нет. Со мной все в порядке, если ты это имеешь в виду. И спасибо. Не забудь, скоро придет чек.
Я открыл рот, чтобы возразить, но он обрезал:
— Не спорь, Марк.
Он встал, кивнул и сказал:
— Увидимся около пяти, — и чуть ли не беспечно вышел. Я смотрел ему вслед и размышлял о нем. Немного поразмышлял и о себе. Я был самым настоящим поганым ублюдком.