Грейсон вздохнул и продолжал:
— У нас есть основания полагать, что он находился в интимной связи со своей медицинской сестрой и что Флоренс угрожала ему публичным скандалом. А он не мог себе этого позволить, не так ли? Скандал одного сорта слишком легко мог перерасти в другой скандал.
— Как он совершил это убийство?
— Разумеется, с помощью морфия. Он всегда его имел, всегда им пользовался. Он в этом деле был эксперт. Затем, когда она была в глубокой коме, он мог перенести ее в гараж и включить двигатель машины. Вы знаете, они даже не сделали аутопсию. Но даже если ее и вскрыли — все ведь знали, что в тот вечер ей делали подкожное впрыскивание.
Я кивнул. Он удовлетворенно откинулся, провел рукой по голове, по лицу и медленно уронил ее на свое костлявое колено. По-видимому, этот аспект он тоже давно и основательно проштудировал.
Я смотрел на них. Вот сидит пожилая пара, тихо сидит и отравляет свои души ненавистью через полтора года после того, как случилась трагедия. Им бы хотелось, чтобы это Элмор убил Лейвери. Ах, как бы им этого хотелось! Это бы их согрело до самых щиколоток.
Помолчав, я сказал:
— Во многое из этого вы верите, потому что хотите верить. Вполне возможно, что она покончила с собой, а дело замяли отчасти для защиты игорного дома Конди, отчасти для того, чтобы избавить доктора Элмора от допроса при открытом слушании.
— Чушь, — резко сказал Грейсон. — Именно он убил ее. Она была в постели, она спала.
— Вы не можете этого знать. Возможно, она сама принимала наркотики. Возможно, она уже пристрастилась к ним. В этом случае действие укола было недолгим. Она могла подняться глубокой ночью взглянуть на себя в зеркало и увидеть чертиков, которые показывают на нее пальцами. Такие вещи случаются.
— Думаю, — вы отняли у нас достаточно времени, — сказал Грейсон.
Я поднялся. Поблагодарил обоих, шагнул к двери и спросил:
— Больше вы ничего не предпринимали с тех пор, как арестовали Тэлли?
— Я побывал у заместителя окружного прокурора по фамилии Лич, — Грейсон хрюкнул. — Безрезультатно. Он не усмотрел никаких оснований для вмешательства прокуратуры. Даже аспект наркотиков его не заинтересовал. Но заведение Конди было закрыто примерно месяц спустя, может, это как-то и взаимосвязано.
— Скорее всего, это полиция Бэй-Сити решила навести марафет. Вы могли бы найти Конди в каком-нибудь другом месте, если б знали, где искать. Вместе со всем его первозданным оборудованием в полной сохранности и исправности.
Я опять подался к двери, Грейсон извлек себя из своего кресла и потащился через комнату следом за мной. На его желтом лице появился румянец.
— Я не хотел быть грубым, — сказал он. — Наверное, нам с Летти не следовало бы так упорно предаваться размышлениям об этом деле.
Он покачал головой, оглянулся на жену. Ее руки, держащие очередной носок на штопальном яйце, были неподвижны, голова чуть склонена набок. Она прислушивалась, но не к нам.
— Если я правильно помню, в тот вечер вашу дочь уложила в постель медсестра доктора Элмора. Это та самая, с которой, как вы полагаете, у него была связь?
— Подождите минутку, — резко сказала миссис Грейсон. — Мы ни разу не видели эту девушку. Но я помню, что у нее было красивое имя. Дайте мне одну минуту, и я вспомню.
Мы дали ей одну минуту.
— Милдред, а как дальше, не помню, — сказала она, лязгнув зубами.
Я сделал глубокий вдох.
— Может, Милдред Хэвиленд, миссис Грейсон?
Она радостно улыбнулась и кивнула:
— Да, конечно, Милдред Хэвиленд. А ты разве не помнишь, Юстас?
Нет, он не помнил. Он глядел на нас, как конь, забредший не в свое стойло. Открывая мне дверь, он сказал:
— Какое это имеет значение?
Но я еще не кончил со своими вопросами:
— Вы сказали, что Тэлли маленький человек. А может, это был верзила с грубым голосом и властными манерами?
— О нет, — сказала миссис Грейсон, — мистер Тэлли не выше среднего роста, средних лет, шатен, с очень спокойным голосом. У него вечно было какое-то озабоченное выражение лица.
— Я вижу, у него были для этого все основания, — сказал я.
Грейсон протянул мне свою костлявую руку, и я пожал ее. Ощущение было такое, будто я поздоровался с вешалкой для полотенец.