На какой-то миг возникла мысль спуститься с другой стороны дома с балкона. Второй этаж, можно спрыгнуть на газон, oт земли метра три, не больше. Но эту мысль я сразу отбросил.
С другой стороны дома наверняка тоже дежурит агент, так что для психиатров такой "побег" будет находкой. А Кирюшин все кричит и стучит в дверь.
Затем он со своими спутниками спустился во двор, и они начали совещаться. После короткого разговора в подъезд вошли все пятеро. Стук в дверь возобновился, но со значительно большей силой. Это работала уже милиция. Но в квартире было тихо. Тогда милиционер стал трясти дверь, сначала осторожно, а затем с силой. Он явно собирался сломать замок. Я отошел от окна и вышел в переднюю. Дверь уже шаталась, и из за дверных косяков сыпалась штукатурка.
— Постойте, — закричал я, — это частная квартира?
— Квартира эта государственная, — сразу отпарировал здоровенный сержант, — а милиция имеет право войти в любую квартиру.
Дверь пришлось открыть.
— У вас есть решение прокурора? Покажите его.
— Мы не собираемся вас арестовывать. Мы только сопровождаем врачей, — сержант показал рукой на Кирюшина и его спутника.
Между тем этот спутник по-хозяйски, не дожидаясь приглашения, прошел в кабинет и сел на стул возле моего стола. Кирюшин уселся в стороне на диване, всем своим видом показывая, что он тут не главный. Я сел в свое кресло за стол, напротив незнакомца. С минуту мы молча рассматривали друг друга. Незнакомец имел вполне интеллигентный, но очень щуплый вид. Лицо его было в каких-то нервных пятнах, и пальцы слегка дрожали. Неожиданно он спросил меня совсем дружеским тоном, как спрашивают старого знакомого:
— Жорес Александрович, вы что — взволнованы?
— А кто вы такой, почему без разрешения врываетесь в мою квартиру, ведь вам, должно быть, известны законы о неприкосновенности жилища?
— Квартира эта государственная, а не частная, — опять вмешался сержант, стоявший у двери, но незнакомец жестом прервал его "объяснения".
— Я главный врач калужской психиатрической больницы, Лифшиц Александр Ефимович.
— У вас есть служебное удостоверение или другой документ, разрешающий подобные действия? — спросил я.
— Служебного удостоверения у меня нет, но ведь мы приглашали вас в диспансер. Вы отказались прийти, и нам пришлось приехать к вам домой.
— Но у вас есть хотя бы паспорт? Почему я должен верить вам на слово, что вы Лифшиц и главный врач?
— Паспорт я, к сожалению, забыл, но вот товарищ Кирюшин, которого вы знаете, может подтвердить, что я действительно главный врач калужской больницы.
Я спросил документы у Кирюшина, но у того тоже таковых не оказалось.
— Поскольку вы не имеете никаких документов, — сказал я, — то я в своей квартире имею право с вами вообще не разговаривать. Я вас не приглашал и поводов к вашему визиту не давал.
— Если вы откажетесь с нами беседовать, то мы будем вынуждены сделать соответствующие выводы. — И настоящий или самозваный врач сделал многозначительный кивок в сторону стоявших у двери комнаты милиционеров.
Значит, и молчание может быть поводом для быстрых решений.
Лифшиц перешел к главной части своей миссии. Он очень вежливо предложил мне "добровольно” поехать с ним в калужскую психиатрическую больницу. Он гарантировал, что после кратковременного обследования я смогу возвратиться домой.
— Но ведь это только в том случае, если вы не найдете у меня какого-нибудь "заболевания”? — спросил я.
— Конечно, — ответил Лифшиц. — Но вы же уверены, что такого заболевания нет, и чувствуете себя хорошо. Поэтому вам нечего бояться. Если же вы станете отказываться от добровольного обследования, то это будет совсем не в ваших интересах, — добавил он.
Я, конечно, категорически отказался от каких-либо психиатрических обследований, отметив, что поскольку психиатры явились ко мне без приглашения и с нарядом милиции, то о "добровольном” обследовании уже не может быть никакой речи независимо от того, скрутят ли они меня силой или же я войду в санитарную машину без посторонней помощи.
Неожиданно в комнату вошел майор милиции. Откуда он взялся, не знаю. По моему телефону никто не вызывал подкрепления. Никто из трех милиционеров, находившихся в квартире, не выходил, и появление майора было странным. Столь высокие чины милиции вряд ли должны участвовать в психиатрических госпитализациях, где нужна лишь грубая физическая сила. Тем не менее майор сразу взял командование операцией на себя.
