«Все кончено», – подумал я, мелкой рысью подбегая к раненому. Он уже встал на ноги и повернулся ко мне. Вся правая сторона его лица была залита кровью. Меня уже тошнило от крови.
– Свинья, пьяница, сукин сын, – сказал Жерар Сержан, идя мне навстречу.
Я нацелил пистолет в его сердце.
– Брось нож, старик, – сказал я.
Он кинулся на меня, и я спустил курок, крича от отвращения. «Браунинг» заело. Позднее я обнаружил, что первая гильза не вышла. Из–за ржавчины. Жерар Сержан снова бросился на меня. Он упал на спину, а я – на колени. Он ухмылялся. Я увидел рукоятку ножа, торчащую между моими ребрами, и почувствовал внутри своего тела холод стали.
– Грязный жид, – сказал мне Жерар Сержан, и это было нелепо, так как я по национальности француз.
После этого мы оба потеряли сознание. Через некоторое время приехала полицейская машина «скорой помощи» и подобрала нас.
Глава 23
– Это больной человек, – сказал я Хейману.
Мой друг журналист сидел у меня в изголовье, на железном стуле с облупившейся кремовой краской, и запах его плаща смешивался с запахом больницы. Он кивнул и достал «Житан».
– Здесь нельзя курить, – заметил я.
– Плевать я хотел.
Хейман закурил сигарету. Он с наслаждением сделал сразу несколько глубоких затяжек, обслюнявив фильтр.
– Сумасшествие не является извинением, – сказал он.
Я вздохнул.
– Вы должны понять. Имейте воображение. Представьте себе его детство. Он на три года младше своей сестры. А его мать… Как сказал мне тогда Мариус Горизия, эта мадам Сержан – обыкновенная шлюха. Представьте себе. Они живут в небольшой деревне. Мать – деревенская шлюха. К ней ходят разные типы. Торговые представители, помощники мэра, солдаты, скотоводы. Отец повесился после нескольких лет беспробудного пьянства…
– Деревенские радости, – усмехнулся Хейман. – Я знаю. Я много лет проработал в газете и вел «Хронику происшествий». Наследственный алкоголизм, разрушающий семью. Но Сержан не произвел на меня такого впечатления.
Я осторожно пожал плечами, так как мне нельзя было шевелиться. Меня зашили всего сорок часов назад. Лезвие каким–то чудом не задело жизненно важных органов, но тем не менее проникло на целых пятнадцать сантиметров в мое тело. Слава богу, что ранение не было сквозным. Врач «скорой помощи» сказал мне, что я был «хорош».
– Жерар Сержан, – сказал я, – наелся в жизни дерьма. Отец – пьяница, мать – шлюха. Отец – самоубийца. Когда Жерар повзрослел, его сестра пустилась во все тяжкие. Мы должны были это понять еще тогда, когда он настаивал на ее чистоте, на абсолютной чистоте. Господи, почему мы ничего не поняли? Представьте себе брата и сестру, которые живут в одной комнате. Луиза возвращается на рассвете, Жерар выслеживает ее, подглядывая сквозь прищуренные ресницы за тем, как она раздевается. От нее пахнет мужчиной…
– Оставьте литературщину, – вставил Хейман.
– …а он не может ею овладеть, – продолжал я, как в бреду. – Кто угодно владеет ею, кроме него. Точно так же, как кто угодно мог овладеть его матерью, кроме него. Так продолжается несколько лет. Луиза уезжает с красивыми господами из города. Она снимается в омерзительных фильмах. Жерар время от времени навещает ее. Он знает, что она живет в распутстве. Она спит с евреями и иностранцами, то есть для Сержана – с людьми другой расы. Мы не знаем точно, когда Сержан стал развивать теорию о евреях и иностранцах. Мы можем только предполагать.
– Случаев у него было больше чем достаточно, – проворчал Хейман. – Их у любого человека предостаточно.
– Что касается перехода к действию, – вздохнул я, – я не располагаю подробностями. У меня не было времени заняться этим. Я напичкан лекарствами. Меня постоянно клонит в сон.
Хейман начал щелкать пальцами. Щелчки отдавались в моем мозгу. Мне было муторно.
– В понедельник вечером, – сказал журналист, – Жерар пришел к сестре. Он приехал на поезде за час до убийства. Это установлено. В течение десяти лет он мечтал овладеть Луизой. В тот вечер он решился. Неизвестно почему. Вероятно, это застряло у него в сознании. Во всяком случае, на этот раз он решился. Она стала сопротивляться. Ему не удалось полностью овладеть ею, так как его охватила немощность. Он убил ее. Все очень просто.
