– А, да, – сказал я тоном, выражающим соболезнование. – Луиза, и вы ее брат, и вы хотите увидеться со мной.
– Да. Я только что вышел из морга. Я встретил вашего друга. Еврея.
Последнее слово он произнес шепотом. Приятный парень.
– Понятно, – сказал я. – Хеймана.
– Да, именно. Полицейские мне ничего не говорят, но он сказал, что вы – это другое дело и что вы берете недорого.
Посмотрим. Может быть, я и потрясу этого быка в трауре, а может быть, он окажется преуспевающим торговцем свиньями?
– Я жду вас, – сказал я. – У вас есть мой адрес?
– Да.
– Скажем, без четверти четыре.
– Хорошо.
– Примите мои соболезнования, – добавил я.
– Спасибо.
Он повесил трубку. Я тоже положил трубку и подумал о том, сколько мне у него просить денег. Мучимый сомнениями, я вышел купить аспирин и «Франс суар». На первой странице был помещен небольшой снимок Гризельды Запата. На усопшей были черные сапоги, шорты с бахромой и в руках ангорский кот, прикрывающий собой ее груди.
«Убийство актрисы, – говорил заголовок, – Убийцей мог быть грабитель (стр. 5)».
«А почему бы и нет, – подумал я – Грабитель или знакомый жертвы».
– Господин Тарпон?
Я собирался развернуть газету, чтобы прочитать статью на пятой странице. Парень был худым и бледным, с отдающим голубизной подбородком из–за густой щетины, с волосами цвета воронова крыла, в костюме цвета сливы. Мне казалось, что я уже встречал его в квартале.
– Тебе чего?
– Мне ничего. Но мои друзья хотят вам кое–что сказать. Загляните, пожалуйста, в отель.
– Нашел дурака. Пусть твои друзья мне позвонят, и мы условимся о встрече.
Я оттолкнул его рукой и пошел к себе. Он пошел за мной на некотором расстоянии. Должно быть, он переваривал мой ответ.
– Клянусь здоровьем моей матери, – сказал он наконец, – что вы очень пожалеете, если сейчас не пойдете со мной.
Я остановился. Он вынул из кармана ножницы. Это не считается оружием, это инструмент, и на них не надо разрешения, несмотря на то, что ими можно зарезать. И почему он клянется здоровьем своей матери? Вена на моем виске запрыгала.
– Это так важно? – спросил я. – Хорошо, не будем расстраиваться. Пошли.
Он вздохнул с таким облегчением, что мне стало не по себе. Мне бы действительно пришлось очень сожалеть, если бы я не пошел.
Я свернул газету и сунул ее под мышку! Мы вошли в холл маленького отеля, прошли мимо черной таблички, на которой золотыми буквами сообщалось о сдаче комнат на час и на день. Двадцатилетняя дама, которой можно было дать все тридцать, выставила передо мной свои прелести.
– Отвяжись, – сказал бледный сводник.
Она вздохнула, подняв грудь, и посторонилась, освободив проход.
Я пошел вверх по лестнице, поднялся на лестничную площадку, заглянул в пустынный коридор, затем повернулся к своднику и вмазал ему ногой по носу. Он упал на ступеньки и, пока соскальзывал вниз, я быстро прыгнул и приземлился обеими ногами ему на живот. Послышался страшный звук, состоящий только из согласных, без гласных, потому что моей жертве не хватало воздуха, затем он поехал вниз по ступенькам, как сани, и я присел на корточки. Когда мы таким образом вместе спустились на первый этаж, он стукнулся головой о плиточный пол холла.
– Опять бузят, – заметила порочная весталка с огромными грудями. – Ну, я пошла, – добавила она и удалилась. Я приподнял своего незадачливого сводника, который что–то лепетал, широко открыв рот. Его лицо стало такого же цвета, как и его костюм. Кроме того, я сломал ему нос. Он будет помнить меня до конца своих дней.
Он попытался достать свой режущий инструмент, и я спокойно забрал его у него из рук.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Он попытался меня укусить. Я ударил его головой о стену.
– Как тебя зовут?
– Цезарь.
Это имя ему подходило точно так же, как перчатка ноге.
– Послушай, Цезарь. Твои дружки хотят со мной поговорить. Я охотно их выслушаю, но я не люблю, когда мне угрожают. Где они?
– Гнида, – прохрипел Цезарь. – Ты меня взял только потому, что я отвлекся. Мы еще встретимся и тогда уж поговорим обо всем. Я отрежу тебе яйца.
– Разумеется, – терпеливо ответил я. – Где твои дружки?
– Наверху.
– Точнее, или я еще добавлю.
