Внезапно брат Хартога и его жена Маргарита погибают в авиакатастрофе, и Жерар Хартог становится богатым наследником. Теперь он может осуществить все свои архитектурные замыслы. Однако у него возникают трения с Фуэнтесом, не желавшим строить ни заводы, ни кварталы для рабочих: Хартог не может понять, чего хочет Фуэнтес, и порывает с ним. У него много хлопот с деньгами. Но он тем не менее желает строить, реализовать свои проекты. Фуэнтес в ярости. Не правда ли, все это напоминает роман или фильм с Гарри Купером в главной роли?
Фуэнтес оставляет архитектуру. Как Гарри Купер, он работает чернорабочим, строителем, иногда прорабом. В горах Центрального массива он покупает овчарню и начинает строить нечто вроде довольно дурацкого лабиринта. Делает он это, когда свободен и не пьян (а надо заметить, пьет он регулярно).
Время от времени, когда он напивается в Париже, он наносит визиты Хартогу, оскорбляя его и обвиняя в плагиате. При случае бьет ему морду.
Жюли слушала рассказ, открыв рот. Фуэнтес встал, вышел и тотчас же вернулся с банкой пива. Он пил, шагая взад и вперед по комнате, и сопровождал свой рассказ широкими жестами.
– Самое забавное, что Хартог завидует Фуэнтесу. Он завидует – это очевидно. Он похитил снимки дурацкого лабиринта, а когда вы ему сказали, что вам нравится это сооружение, он выдал его за свое творение. Дурак! Безмозглый осел!
Фуэнтес рассмеялся, потом сильно закашлялся, и казалось, он никогда не остановится.
Глава 33
Жюли надела свои шорты с пятнами высохшей крови и мужскую рубашку, рукава которой закатала. Она начала вставать и понемногу ходить, опираясь на руку Фуэнтеса. После пожара в супермаркете прошло девять дней. Она смотрела на огромную мебель в комнате, где потеряла сознание в тот момент, когда увидела Фуэнтеса.
– Фантазия, – сказал Фуэнтес – Когда мы вырастаем, то забываем, что были детьми. Здесь можно вспомнить об этом. Вы тогда очень перепугались.
– Я была в таком состоянии…
Жюли взобралась на гигантский стул и прыснула, как девчонка. Фуэнтес с бутылкой пива в руке добродушно смотрел на нее. Через крохотное оконце, похожее на бойницу, Жюли наблюдала за Петером, игравшим в пятидесяти метрах от лабиринта. Ребенок стрелял из примитивного лука, который ему выстругал Фуэнтес. Жюли никак не могла привыкнуть к новому облику Петера. За неделю он загорел, похудел, окреп, его манеры изменились. Он целый день проводил на воздухе, бегая среди цветов. Жюли подумала, что его вполне можно было снять на рекламный ролик «Возвращение к природе».
– Я уже в состоянии отправиться в путь, – сказала Жюли, не любившая природы.
Она спустилась с гигантского стула, раздвинула занавес из стеклянных шаров и вышла на солнце. Фуэнтес шел за ней следом.
– Вам больше некуда идти, – заметил он.
– В полицию.
– Это далеко.
– Разве у вас нет машины?
Жюли обернулась. Фуэнтес покачал головой.
– У меня был старый джип. Недавно я его разбил. Я очень много выпил. Теперь нужно немного подкопить деньжат, хотя мне это претит.
Он аккуратно поставил у стены пустую бутылку.
– Идемте, я покажу вам свою печь, – предложил он.
Они пошли вдоль лабиринта. Жюли заметила лестницу и недосягаемый сад на круглой башне, высотой не более трех метров.
– Вы могли бы здесь остаться еще на недели, на месяцы, – сказал Фуэнтес, явно желая убедить в этом Жюли.
– В моей сумочке остался снимок. Рано или поздно они поймут, где я, и явятся сюда.
– У меня есть все необходимое, чтобы встретить их, – спокойно заметил Фуэнтес.
Они подошли к печи. Это было каменное сферическое строение, выбеленное известью. Снизу шел дым.
– Что вы имеете в виду?
– У меня есть ружье.
– Вы не знаете Томпсона. Ружье не остановит его.
Фуэнтес усмехнулся.
– Ружье может остановить любого.
– Вы не поняли. Он застигнет нас врасплох и всех перебьет.
– Вы насмотрелись слишком много фильмов ужасов, – заметил Фуэнтес.
Он открыл печную дверцу, которая походила скорее на ставни из толстого проржавевшего металла.
– Я привез их из Нормандии. Смотрите, я кладу дрова вот сюда.
Фуэнтес сунул поленья в огонь. Жюли притронулась к каменной кладке печи. Камень был раскален.
