– Мой преподаватель считает, что всякий и каждый ребенок, подглядывающий за родителями, пытается себе внушить, что он на самом деле за ними не следит. Снайпер приходит в укрытие, вооруженный винтовкой, – сами понимаете, что именно она символизирует. Как правило, он использует оптический прицел. Таким образом, он в иносказательном смысле воспроизводит пережитый в далеком детстве опыт. Он смотрит, но сам остается незамеченным, действует, оставаясь при этом не пойманным.
– Ясно, – протянул Стивен.
– По большому счету, – продолжила девушка, – мой преподаватель считает, что снайперская стрельба является актом сексуальной агрессии. Невротическая реакция на зрелище первичного греха может проявляться по-разному: либо через вуайеризм, либо, наоборот, через страх самому оказаться жертвой подглядывания. Однако, по сути дела, ди-намика у вуайериста и снайпера в целом совпа-дает. Оба прячутся, оба действуют тайком, украдкой. Оба в процессе испытывают сексуальное возбуждение, а иногда даже и удовлетворение. Что вы об этом думаете? – Синди затушила сигарету и уставилась на Кареллу огромными невинными голубыми глазами.
– Ну… – замялся Стивен, – я даже не знаю.
– У вас в полиции что, психологов нет? – удивилась Синди.
– Почему нет? Есть.
– Так почему вы не спросите у них совета? – спросила девушка.
– Так поступают только в кино, – улыбнулся Карелла.
– Разве вам все равно, что именно движет преступником? По-моему, очень важно знать побудительные мотивы.
– Вы совершенно правы, – согласился Стивен. – Но поймите такую вещь: побудительные моти-вы – штука сложная. Вполне допускаю, что ваш преподаватель совершенно прав, рассуждая о некоем конкретном снайпере или даже о тысячах снайперов, однако нельзя исключить, что нам попадется тысяча других снайперов, которые никогда не видели этого… как вы его называете… первичного греха?
– Да, первичного греха, – кивнула девушка. – Однако неужели предложенная мной версия кажется вам маловероятной?
– Когда речь идет об убийстве, ничего исключать нельзя, – ответил Карелла.
– Такой подход научным не назовешь, – с сомнением изогнула брови Синди.
– Да, не назовешь, – промолвил Карелла и тут же понял, что невольно ответил слишком резко.
– Простите, я не хотела зря отнимать у вас время, – куда более холодным тоном произнесла Синди и встала. – Я просто подумала, что вам захочется узнать…
– Вы не допили кофе, – заметил Карелла.
– Спасибо, но он у вас паршивый, – ответила девушка и, расправив плечи, с вызовом посмотрела на детектива сверху вниз.
– Вы правы, – согласился Стивен, – кофе у нас мерзкий.
– Рада, что мы хоть в чем-то пришли к согласию.
– А я и не знал, что у нас в чем-то есть разногласия, – парировал детектив.
– Понимаете, я просто хотела помочь.
– Я это ценю, – кивнул Стив.
– Я думала, что мы живем в современном мире, и, возможно, сейчас полицейских заинтересует психологическая составляющая, толкающая человека на преступление. Похоже, я ошибалась, находясь в плену иллюзий…
– Да будет вам, – махнул рукой Карелла, – милочка, вы такая молодая… Ну чего вам обижаться на тупую твердолобую полицейскую ищейку?
– Я не милочка, я не молодая, а вы не тупой! – отрезала Синди.
– Вам девятнадцать лет.
– В июне будет двадцать, – парировала девушка.
– А почему вам не нравится, когда вас зовут милочкой? – полюбопытствовал Карелла.
– Потому что я не милая. Я слишком много видела и слышала.
– Что именно?
– Ничего! – резко произнесла девушка.
– Синди, вы меня заинтриговали.
Синди сгребла со стола свои бумаги и прижала их к груди:
– Мистер Карелла, Викторианская эпоха давно закончилась. Зарубите себе это на носу!
– Постараюсь, – пообещал детектив. – Может, все-таки скажете, что вы имели в виду?
– Я имела в виду, что если тебе исполнилось семнадцать лет, то это значит, что ты уже видел и слышал все то, что только можно видеть и слышать, – запальчиво ответила девушка.
– Какой же скучной вам тогда должна казаться вся дальнейшая жизнь, – покачал головой Карелла. – Что же вы делаете в восемнадцать лет? Или в девятнадцать?
– В девятнадцать лет, – ледяным тоном ответила Синди, – вы отправляетесь на поиски полицейского, который огорошил вас известием о гибели отца. Вы хотите его отыскать в надежде поделиться с ним сведениями, которые ему, возможно, будет полезно знать. Вдруг они ему помогут? А потом вы обнаруживаете, что он, как и все так называемые «взрослые», даже не готов вас толком выслушать, и у вас все сводит от обиды.
