В иные же дни ошалелая страсть к работе вдруг остывала, и Батя наглухо замолкал и все свободное время валялся на койке, тщательно выискивая в журналах приключенческие рассказики.
Читал их запоем, по два-три раза. Он блуждал в своем воображении по тем странам-океанам, куда уводили лукавые врали-рассказчики или суровые бытописцы своей непростой, полной отваги и приключений судьбы. Прочитав очередной такой рассказ, Батя закидывал руки за голову и мечтательно, по-детски восторгался: вот это люди! Вот судьба так судьба!..
В такие дни ему никто не мешал, никому не позволено было тревожить Квазимоду дурацкими расспросами, только новичку, салаге Володе Лебедушкину позволялось в эти священные минутки быть рядом с Батей, который неожиданно щедро для своей закрытой натуры делился с салажонком открытыми им островами и необычайными приключениями.
Лебедушкин мотал срок в Зоне всего девять месяцев, не догуляв на воле и полгода после первого срока. На него он попал по малолетке, по дури. Не видавший за свои неполные шестнадцать лет ни приличной одежды, ни внятной трезвой жизни родителей, он шатался по улицам, пока с таким же дружочком-камсой не побил одного робкого парнишку, с которого в знак победы на глазах его ревущей девчонки юные хулиганы содрали вначале часы, а затем джинсы и почему-то ботинки не их размера. В суде эти дела о снятых ботинках и сбитых зимними вечерами шапках решаются споро и без особых разбирательств.
Но и то правда — нужно ли что-то объяснять строгим теткам народным судьям, да и поймут ли они страдания юного пэтэушника, что столь долго в зыбких и пугливых своих грезах форсил перед знакомыми девчонками в этих самых джинсах мечте каждого пацана семидесятых. Ни за какую пэтэушную стипешку не купить было вожделенные портки. Дружку-переростку достались часы и никчемные ботинчонки, а ему, Володьке, — рабочие штаны американского ковбоя. "Небось папочка купил козлу", — успокаивал себя джинсовый Робин Гуд, когда жестоко мантулил богатенького парнишку. Девчонка привела милицию, и Володьку взяли. Поносить обновку не успел — укатил на "шестерик" в детско-воспитательную колонию. Совершеннолетие справил, перевели во взрослую, но был там недолго: глухонемая мать вымычала ему помилование в высоких ментовских кабинетах, отпустили к ней родного сыночка — повзрослевшего, хриплоголосого, злого на жизнь и беззащитного внутри.
И опять какая-то глупая драка, в которой вчерашнему зэку хотелось показать себя мужчиной, защитником угнетенных. Не сдержался, когда услышал в свой адрес матерщину, проломил головы двум козлам.
По-другому быть-то и не могло. Это стоящий рядом робкий человек в шляпе или не сидевший одногодок Володьки отмолчался бы, а он, Лебедушкин, прошел школу Зоны, где первым делом у людей крепких воспитывается обостренное, маниакальное иногда чувство собственного достоинства, гордости. До болезненной мнительности доводит в этом плане себя здесь зэковский люд, и тогда любое вскользь вброшенное слово может стать на воле причиной драки, поножовщины, убийства.
И потому, когда на свободе задел честного фраера Володьку случайный гнус пьянчуга, Лебедушкин ринулся в драку.
На этот раз суд дал строгий режим…
НЕБО. ВОРОН
Кар-р!
Необузданный гнев, ощущение физического превосходства служат дурную службу многим, кто на моем веку слыл в Зоне настоящими парнями, рыцарями без страха и упрека. Выходя на волю, где взаимоотношения людей строятся часто на подлости, открытой лжи и оскорблениях, эти умеющие постоять за себя братки Зоны без лишних объяснений расправляются с обидчиком. Часто это случается глупо, можно бы отшутиться или просто уйти от гадкого человека. Но у них все всерьез и на полном накале страстей. Результат — все та же Зона, откуда и сунулся браток в вольный мир со своим уставом.
Этот же Лебедушкин, озлобленный на весь белый свет, поставивший крест на своей молодости, появился в Зоне уже как ее человек, которого воля отторгла потому, что в ее подлые законы он не вмещался. Лебедушкин пришел в Зону уже окрепшим бойцом, которого зло в его нескладной жизни вынуждало на постоянный отпор. И чем это могло закончиться среди не менее горячих голов здесь неизвестно, не будь он вовремя замечен моим хозяином. И это предопределило, что остаток своей беспутной жизни неплохой по сути человек, Володька Лебедушкин, провел без диких драк, к которым уже был готов его переполненный горем и силой молодой организм. Именно сила и притянула к Бате его, или "Сынку", как ласково звал не склонный к сентиментальности Воронцов этого озлобленного парня, видя в нем себя — молодого, готового смывать оскорбления кровью, и только кровью.
