Я боялась этого, так что еще раз заявила, что не хочу оставаться здесь, пока все на меня глазеют. Судья Даффи велел полицейскому Бокерту отвести меня в другое помещение. Когда мы расположились там, судья Даффи пришел к нам и спросил меня, не жила ли я на Кубе.
— Да, — ответила я с улыбкой. — Откуда вы узнали?
— О, я знал это, милая. Скажи мне, где ты жила? В какой части Кубы?
— На гасиенде, — сказала я.
— Ах, то есть, на ферме. Ты помнишь Гавану?
— Si, senor. Она недалеко от моего дома. Откуда вы узнали?
— Я знаю все об этом. Теперь, быть может, ты назовешь мне адрес твоего дома?
— Я его забыла, — грустно отвечала я. — У меня постоянно болит голова, и из-за этого я все забываю. Не хочу, чтобы меня беспокоили. Все меня о чем-то спрашивают, и от этого голова болит все сильнее. — и это даже было правдой.
— Что ж, никто больше не побеспокоит тебя. Посиди здесь и отдохни. — и любезный судья оставил меня наедине с миссис Стэнард.
Почти сразу же вошел офицер с репортером. Я боялась, что во мне узнают журналистку, так что отвернулась и сказала:
— Не хочу видеть репортеров; я не буду говорить. Судья сказал, что меня нельзя беспокоить.
— Что ж, в этом нет ничего безумного, — заметил тот, кто привел репортера, и они ушли. Но мне все еще было страшно. Не зашла ли я слишком далеко в стремлении избегать журналистов, не заметили ли они мою разумность? Если я чем-то произвела впечатление здоровой, мне нужно немедленно исправить это, так что я вскочила и стала метаться туда-сюда по комнате, пока миссис Стэнард в испуге цеплялась за мою руку.
— Не хочу оставаться здесь. Хочу мои чемоданы! Зачем так много людей меня дергает? — и я не замолкала, пока не вошел врач скорой помощи в сопровождении судьи.
Глава 5
Признана сумасшедшей
— Это бедная девушка, которую заставили принять какое-то вещество, — объяснил судья. — Она очень похожа на мою сестру, и это очевидно, что она добропорядочная девушка. Я беспокоюсь за нее и хочу помочь ей так, как если бы она была моей родственницей. Будьте добры к ней, — сказал он врачу скорой помощи. Затем он повернулся к миссис Стэнард и спросил ее, не могла бы она продержать меня в ее доме еще несколько дней, пока случившееся со мной не прояснится. К счастью, она ответила, что это исключено, так как все женщины, живущие в доме, боятся меня и съедут, если я останусь там. Меня пугало то, что она могла бы разрешить мне остаться ради платы, так что я сказала что-то про плохую еду и заявила, что не желаю возвращаться во временный дом. Потом начался осмотр; доктор выглядел очень неглупым, и я не слишком надеялась обмануть его, но решила придерживаться образа.
— Высуньте язык, — велел он быстро.
Я мысленно хихикнула.
— Высуньте язык, когда я говорю, — повторил он.
— Не хочу, — ответила я вполне искренне.
— Но вам придется. Вы больны, а я доктор.
— Я не больна и никогда не была. Я только хочу найти чемоданы.
Но в итоге я все же высунула язык, и он пристально оглядел его. Затем он проверил мой пульс и послушал сердцебиение. Я понятия не имела, как должно биться сердце сумасшедшего, так что я просто задержала дыхание, пока он слушал, и после мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы восстановить его. Затем он проверил, как мои зрачки реагируют на свет. Держа свою руку на расстоянии половины дюйма от моего лица, он велел мне смотреть на нее и, резко дергая ей, следил за моими глазами. Я задумалась, каким должен быть взгляд безумной, и не нашла ничего лучше, чем просто уставиться перед собой, что я и сделала. Я сосредоточила взгляд на его руке, не мигая, и, когда он убрал ладонь, я продолжала прилагать все усилия, чтобы не мигнуть ни разу.
— Какие вещества вы принимали? — спросил он меня затем.
— Вещества! — повторила я удивленно. — Что еще за вещества?
— Ее зрачки были расширены с тех пор, как она появилась в моем доме. И они не менялись ни на секунду, — объяснила миссис Стэнард. Я мысленно спросила, откуда она могла узнать, менялись они или нет, но промолчала.
— Я думаю, она принимала белладонну, — сказал доктор, и впервые в жизни я порадовалась тому, что немного близорука, чем и объяснялись мои расширенные зрачки. Я посчитала, что могу быть честной в тех случаях, когда это не вредит моей задаче, так что я сказала ему, что я близорука, ничем не болею и никогда не болела, и никто не имеет права задерживать меня, потому что мне нужно найти чемоданы. Я заявила, что хочу уйти домой. Он долго записывал что-то в удлиненную тонкую книгу, а потом сказал мне, что отведет меня домой. Судья велел ему хорошо обращаться со мной и проследить, чтобы все в госпитале были со мной вежливы, и сделать для меня все, что возможно. Если бы среди нас было больше таких людей, как судья Даффи, жизнь несчастных душевнобольных не была бы сплошной тьмой.