Пролив выглядел мрачно. Сумерки еще не наступили, но небо вдали уже сливалось с темной, отливающей глянцем водой, и скоро Кирилл перестал различать очертания оставшегося позади пирса. Клочьями пополз туман, и крики глупышей, доносившиеся из него, напоминали жалобные крики людей, просивших о помощи.
Заметно качало. На середине пролива качку сменила бестолковая водная толчея — здесь сталкивались встречные течения, и поэтому даже в тихие дни фарватер бурлил, словно по нему текла не вода, а расплавленная вулканическая магма.
"Жучок" кидало из стороны в сторону, и Кирилл слышал, как в рубке чертыхался старшина.
На полпути они обогнали МРТ — малый рыболовный траулер. Утлое деревянное суденышко, похожее на колумбовские каравеллы, сидело в воде чуть ли не по самую палубу. Такелаж траулера обледенел и позванивал на ветру, как стеклянный; с высокой кормовой надстройки свисали самые настоящие сталактиты.
Несколько человек на палубе скалывали лед. Завидев приближающийся "жучок", они перестали работать и, опершись на ломы, молча провожали катер взглядами. Наверное, траулер изрядно помотало в море, и сейчас он с полными трюмами спешил к родному берегу, который вырастал на глазах, где уже загорались огни, суля долгожданный отдых.
Порыв ветра разорвал туман, открыв справа основание каменной стены, о которую с оглушительным грохотом разбивался прибой. Подножие стены было белым от пены. Ветер подхватывал ее и разносил над водой.
Потом стена кончилась, за ней открылся пологий песчаный берег, на котором, как туша обсохшего кита, чернел остов выброшенного штормом судна. Корпус был изъеден ржавчиной, внутри с рокотом перекатывалась галька.
И, глядя на эти безмолвные останки, Кирилл впервые подумал о жестокости и неумолимости океана.
В рубке хлопнула дверь, и на палубу спустился Побережный. Не замечая Кирилла, он направился было к кубрику.
Кирилл окликнул начальника.
— А, вот ты где, — сказал Побережный. — Чего ж в кубрик не пошел?
— Дышу, — ответил Кирилл. — Вдыхаю, так сказать, ветер странствий, шеф.
— Ну, вдыхай, вдыхай…
Было видно, что разговор его нисколько не занимал, он был весь в думах о предстоящей погрузке почты.
Побережный достал папиросы, но так и не закурил, сунул пачку обратно в карман и стал разглядывать приближавшийся берег с таким вниманием, будто видел его впервые.
— Петр! — крикнул он, когда катер, обогнув волнолом, очутился на спокойной, как поверхность лагуны, воде. — Ты в ковш больно-то не залезай. Приткнись где-нибудь поближе. Лучше всего во-он за тот пал зацепись, там, кажись, Серегина нарта стоит.
— Добро! — откликнулся старшина. Он лихо развернул "жучок" и осадил его перед самым пирсом.
С проворством, которое Кирилл всегда замечал в начальнике в ответственные минуты, Побережный выпрыгнул на деревянный настил и надел на пал швартовы.
— Ты подожди здесь, — сказал он Кириллу. — Нарта, точно, Серегина. И мешки наши, а самого Сереги нет. Небось в столовой отсиживается. Пойду погляжу.
— Может, перетащить пока мешки? — предложил Кирилл.
— Дело, — согласился Побережный. — Спроси у Петьки брезент и клади прямо на палубу.
И он ушел, поднимая снег дядистеповскими сапогами.
Быстро темнело. В холодном сумраке повсюду загорались огни. Сначала их можно было пересчитать по пальцам, но вскоре все видимое пространство впереди было тесно набито ими. Занесенные снегом дома с трудом угадывались на фоне уходящих за облака гор, и казалось, что огни висят в воздухе. Они горели одинаковым желтоватым дрожащим пламенем, и только слева, на обрывистом склоне небольшой сопки, как глаз недремлющего циклопа, мигал рубиновый огонь входного створа.
Кирилл давно погрузил мешки, а Побережного все не было. Ветер как будто стих, потом подул с другой стороны, с гор, как веником, обметая их морщинистые крутые бока. На ровном и гладком плато, обрывавшемся прямо в море и прозванном почему-то Дунькиным Пупом, загуляли снежные смерчи. Они с невероятной быстротой пересекали плато и исчезали у края — будто прыгали в море.
Старшина вполголоса ругался и смотрел на часы.
Наконец Побережный появился на пирсе в сопровождении плюгавого, жокейского вида парня, который, не поспевая за крупно шагавшим Побережным, все время сбивался на рысь.